Дуга большого круга - [25]

Шрифт
Интервал

Снетков был лет на пять старше Романа. Над высоким ростом помполита подтрунивали.

— Без беседки трубу может красить, — говорил с завистью боцман Тихон Пархоменко. — Вот дает же бог счастье человеку.

Боцман — невысокого роста, сухой, быстрый, сильный. «Южный» горбатый нос придавал его лицу хищное выражение. Когда Пархоменко повязывал бритую голову красным платком, то становился похож на пирата, болтающийся на поясе широкий канадский нож дополнял впечатление. Он отличался бешеной вспыльчивостью, тогда глаза его становились дикими. В такой момент он мог дать и затрещину. Мальчишки-матросы его боялись и не любили.

— Настоящий корсар. Фома Ягненок, — смеялся старший механик Соломон Иосифович Шамот, вспоминая роман Клода Фарера. — Ему бы лет двести назад родиться.

Шамот — огнеупорная глина. Пожалуй, что-то было в стармехе от этого слова. Вероятно, темный цвет кожи. Всегда веселый, аккуратно одетый, бритый «царь Соломон», как называли стармеха, вызывал восхищение у всей команды.

— Вот дед! Какой кофе пьет! От одной такой чашечки нормальный человек дуба врезает. А он хоть бы что!

Шамот имел свой серебряный кофейник с длинной ручкой и сам варил крепчайший черный кофе.

Судовую машину Шамот любил, знал каждый винтик, каждый стук клапана, но копаться в двигателях не хотел, считая, что он за свою жизнь достаточно наработался. Механики ему это прощали и с гордостью говорили:

— Дед из своей каюты больше видит, чем многие в машинном отделении. Мастер.

Обратил внимание Роман на матроса Фокина. Щуплый, с бледно-зеленоватым лицом, с темными кругами под глазами, с рахитично скроенной фигурой — большая голова и кривые ноги, — Фокин производил неприятное впечатление. На руле он стоял отлично. Судно шло как по ниточке.

Через три дня по выходе из Архангельска Фокин спас судно от взрыва. Роман услышал, как он спокойным, безразличным, но громким голосом доложил:

— Мина справа.

Вахтенный штурман проглядел зловещий шар, внезапно вынырнувший по борту. Не видели его и сигнальщики. Роман срывающимся голосом крикнул: «Лево на борт!» — и сразу же, как только судно покатилось влево, взял «право». Мина прошла рядом. Все произошло мгновенно.

— Молодец, Фокин! — похвалил Роман рулевого, утирая платком лоб. — Глаза у тебя — никакого бинокля не надо.

— С вас приходится, товарищ капитан, после вахты зайду, — со смешком проговорил Фокин. — Грамм сто пятьдесят заработал?

Казалось, что проплывшая мина не произвела на него никакого впечатления.

Вечером Мельников жаловался:

— Фокин где-то набрался. Драку хотел учинить. Глупости всякие болтал. Жизнь ему не дорога, на смерть наплевать…

— Я виноват, Олег Владимирович, налил ему. Буду знать впредь.

Говорил Роман о Фокине и со Снетковым.

— Странный парень. Пьянчужка, сквернослов, бабник. Но смелый. Показал себя несколько раз. Что-то у него есть, чего я не знаю, — сказал Снетков. — Неустойчивый какой-то…

Или Витька Анощенко. Ему едва стукнуло семнадцать. Мечтает о подвиге… Ну был бы крупный, сильный, ладно. А то маленький, худенький, как заморыш, цыпленок… Носит всякие американские курточки с погончиками, учит английский. Хочет быть внешне похожим на американца. Смешной парнишка. Но волевой. Перед самой Англией «Гурзуф» затралил своим параваном какой-то предмет. Надо было срочно спустить человека за борт на беседке и обрезать параван. Первым вызвался Анощенко. Пошел и сделал. На ходу судна.

Среди команды много ребят, только что окончивших школу юнг. Его экипаж… Как они поведут себя в трудную минуту? Если бы знать, что ждет их впереди…

На вторые сутки плавания совсем некстати разъяснило. Позади траверза лежал Альтен-фиорд. В очень прозрачном и холодном воздухе взошло оранжевое солнце. После тумана все вокруг приняло радужный, праздничный вид. Море тихо плескалось у бортов, небо голубое, без облаков, висело над головой. Солнечные лучи играли в каплях воды, покрывавшей все судно от еще не успевшего просохнуть тумана.

Подравнявшиеся суда конвоя шли двумя стройными колоннами. Грозно поднимая дула зенитных пушек и пулеметов, проходили корабли охранения. Казалось, все идет хорошо, но именно эта радостная обстановка таила в себе смерть, ужас, тонущие корабли. Напряжение, владевшее людьми, усилилось. Никто не хотел оставаться в помещениях. Тот, кто был свободен от вахты, оделся потеплее, вышел на палубу.

Враг появился внезапно. Сигнальщик доложил:

— Самолеты справа. Курсовой сто двадцать!

Раздался сигнал боевой тревоги. Люди разбегались по местам, задирая головы. На большой высоте черными едва заметными точками появились самолеты.

* * *

Военный комендант Антонов подает команду зенитчикам. Они быстро вращают маховики наводки. Роману кажется, что все самолеты летят на «Гурзуф», но это только кажется. Каждый выбирает себе жертву и с ревом пикирует на нее. Только один летит на «Гурзуф». Роман кричит рулевому:

— Десять градусов право! Так держать! Лево на борт!

Самолет входит в пике. Ничего не слышно, кроме страшного воя. Он заставляет сжиматься сердце, воля слабеет. Видно, как из-под крыльев отрываются маленькие груши-бомбы. Они тоже воют в воздухе, но уже по-другому — визгливо, свистяще, как будто уши сверлят тонким бором. Почему они так медленно падают? Уж скорее бы! Бомбы взрываются в море недалеко от «Гурзуфа». Грохот прокатывается по воде, вокруг поднимаются высокие белопенные столбы. Смолкают зенитные орудия. Лейтенант Антонов, вытирая лоб грязным куском ветоши, говорит:


Еще от автора Юрий Дмитриевич Клименченко
Штурман дальнего плавания

Роман о становлении характера молодого человека, связавшего свою жизнь с морем, о трудных испытаниях, выпавших на его долю в годы Великой Отечественной войны, когда главный герой вместе со своими товарищами оказался интернированным в одном из фашистских портов, о налаживании мирной жизни.


Корабль идет дальше

«Корабль идет дальше» — документальная автобиографическая повесть. Здесь нет вымысла — только события, фамилии, факты, сюда вошли также воспоминания автора о четырехлетнем пребывании в баварской тюрьме-лагере в 1941–1945.


Голубая линия

«Голубой трансатлантической линией» называют маршрут плавания пассажирских судов между Европой и Канадой.Двенадцать сильнейших капиталистических судоходных компаний обслуживали эту линию. И вдруг в 1965 году неожиданно в Атлантике появился советский теплоход «Александр Пушкин». Все предрекали ему неудачу. «Не выдержит конкуренции», — говорили специалисты.Командовал судном молодой капитан Балтийского пароходства Арам Михайлович Оганов. К январю 1970 года семь судовладельцев сняли свои теплоходы с этой линии.


Золотые нашивки

Аннотация отсутствует.


Неуютное море

Клименченко бывал в разных странах, наблюдал чужую жизнь. Желая рассказать о новых впечатлениях, Ю. Клименченко в 1938 году начал писать. Он сотрудничал в журнале «Костер», часто посылая из-за границы свои корреспонденции.Начало Великой Отечественной войны застало судно, на котором плавал Юрий Клименченко, в немецком порту Штеттин. Четыре мучительных года провел моряк в фашистской тюрьме-лагере Вильцбург. Вернувшись на родину, он снова взялся за любимую работу на море, и вскоре опять в руку запросилось перо.В 1954 году вышла первая книга Клименченко — повесть «Истинный курс», а затем сборник рассказов «Открытое море», очерки «Балтика — Нева — Лена», «Неспущенный флаг», роман «Штурман дальнего плавания».



Рекомендуем почитать

Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс

Французский писатель Анри де Монфрейд (1879–1974) начал свою карьеру как дипломат во французской миссии в Калькутте, потом некоторое время занимался коммерцией — торговал кожей и кофе. Однако всю жизнь его привлекали морские приключения, и в 32 года он окончательно оставляет государственную службу и отправляется во французскую колонию Джибути, где занимается добычей жемчуга. По совету известного французского писателя Жозефа Кесселя он написал свою первую повесть «Тайны Красного моря» — о ловцах жемчуга, которая с восторгом была принята читателями, а автор снискал себе славу «писателя-корсара».


Поход «Северянки»

Об одном из походов подводной лодки «Северянка» во время Великой Отечественной войны.


HOMO Navicus, человек флота. Часть первая

В этой, с позволения сказать, книге, рассказанной нам З. Травило, нет ничего особенного. Это не книга, а, скорее всего, бездарная запись баек и случаев, имевших место быть. Безусловно, наглость З. Травило в настойчивом предложении себя на рынок современной работорг…ой, литературы, не может не возмущать цивилизованного читателя, привыкшего к дамским детективам, дающим великолепную пищу для ума. Или писал бы, как все, эротические рассказы, все интереснее. А так ни тебе сюжета, ни слезы, одно самолюбование. Чего только отзывы (наверняка купил) стоят! Впрочем, автор и не скрывает, что задействовал связи и беззастенчивый блат для издания своих пустых россказней.


Октавиус

«…Я развернулся и спустился обратно в каюту. В самом появлении каперов особой угрозы я не видел, но осторожность соблюдать было все же нужно. «Октавиус» отошел от причала, и я уже через несколько минут, когда корабль вышел на рейд, пожалел о своем решении: судно начало сильно валять, и я понял, что морская болезнь – весьма заразная штука, однако деваться было уже некуда, и я принял этот нелегкий жребий. Через полчаса стало совсем невыносимо, и я забрался в гамак, чтобы хоть как-то унять эту беду. Судно бросило якорь, и Ситтон приказал зажечь стояночные огни.


Среди дикарей и пиратов

Молодой Годфрей Рэйнер поступает мичманом на английский военный корвет, который отправляется на поиски испанского судна, грабящего купеческие корабли и торгующего невольниками. Погоня за пиратами оборачивается началом долгой одиссеи, в которой абордажные схватки и кораблекрушения сменяются робинзонадой, полной экзотики и опасных приключений.За 30 лет своей литературной деятельности английский писатель Уильям Генри Джайлз Кингстон (1814–1880) создал более сотни романов, действие которых происходит во всех уголках земного шара.