Дуэлянты - [22]

В ее салоне, где собиралось многочисленное, но в высшей степени избранное общество, всегда царило неуемное веселье.

С момента отъезда мадам де Женуйяк прошло полчаса. Графиня Сара, племянница старого еврея Самюэля, которому теперь было без малого сто лет, и наша старая знакомая[7], читала, дожидаясь часа, когда принято ложиться в постель и отходить ко сну.

Несмотря на полную превратностей жизнь, графиня, вынужденная в 1793 году эмигрировать, была по-прежнему красива. Ее лицо, отличающееся очаровательной белизной, было обрамлено седыми волосами, что придавало ей невыразимо величественный вид.

Недавно Саре исполнилось шестьдесят лет. Несмотря на седую шевелюру, воспринимавшуюся ошибкой природы, она вполне могла бы выглядеть самое большее на сорок, но ее немного старил суровый вид.

В тот самый момент, когда сия достойная дама закрыла книгу, во входную дверь раздался стук. Слуга пошел открывать и несколько мгновений спустя в гостиную быстрым шагом вошла мадам де Женуйяк в сопровождении дочерей.

– В чем дело, дитя мое? – спросила пожилая дама. – Неужели с кем-то из близких мадам Федье случилось несчастье? Вы вернулись, едва успев уехать.

– Нет, матушка, мадам де Федье чувствует себя хорошо.

– Тогда почему вы так рано? Ты что, заболела? Или, может, захворали наши малышки?

– Нет, дело гораздо серьезнее, – ответила мадам де Женуйяк, падая в кресло.

С этими словами несчастная дама закрыла лицо руками и разрыдалась. Ее душили слезы. Графиня де Блоссак проворно вскочила и подбежала к дочери.

– Полноте, душа моя! Полноте! Нужно быть сильнее этого. Да что, в конце концов, произошло, говори, умоляю тебя, иначе я подумаю, что случилась беда.

– Так оно и есть, – промолвила она сквозь всхлипы, – у нас действительно горе.

– Ты должна сейчас же мне все рассказать.

Девочки, ошеломленные и не понимавшие, от чего так страдает их мать, с печальными лицами молча стояли у камина.

Мадам де Женуйяк встала и позвонила. Вошла горничная.

– Дети мои, ступайте, нам с матушкой надо поговорить, – сказала бабушка, тут же разгадав намерения дочери. – Жюли, уведите девочек.

Филиппина с сестрой подставили матери свои чистые, непорочные лобики, на каждом из которых маркиза запечатлела горячий поцелуй, и ушли – опечаленные, со страхом в душе.

– А теперь, дочь моя, выкладывай. – сказала графиня, когда за ними закрылась дверь гостиной. – Что произошло?

– Я не знаю. Не знаю, – дрожащим голосом ответила мадам де Женуйяк.

– Да что, в конце концов, случилось?

– Мы приехали к мадам де Федье. Девочки уже завели болтовню со своими маленькими подружками и вдруг я заметила, что после моего появления среди дам в салоне повисла мертвая тишина. Я посмотрела по сторонам. Все присутствовавшие отводили глаза. Чем было вызвано такое поведение? Я уже собралась было спросить об этом хозяйку дома, но в этот момент одна из приглашенных дам, кажется, мадам Газен, подозвала своих дочерей и сказала: «Нам больше не стоит здесь оставаться, пойдемте, дети мои».

Ничего больше не объясняя, она сделала вид, что собирается уходить. Ее примеру не замедлили последовать с полдюжины других матерей семейств. Я чувствовала на себе обжигающие взгляды пылающей ненавистью толпы, но даже не догадывалась в чем дело.

– И что все это может значить? – вполголоса задала вопрос графиня Сара.

– Наконец я сделала над собой усилие, встала и громко, чтобы было слышно каждое мое слово, сказала: «Дамы, это из-за меня вы собираетесь ехать домой?» «Из-за кого же еще?» – презрительно бросила мадам Газен, собираясь откланяться. «Но если так, объясните мне хотя бы, чем вызвано подобное оскорбление?» «Если вы не в состоянии уследить за детьми, держите их взаперти», – надменно ответила она.

Этого я вынести уже не могла, силы мои были на исходе, малышки оторопело смотрели на меня, ничего не понимая. Я подбежала к ним и обняла. Затем мы вышли из салона – они впереди, я сзади, – в котором никто мне даже доброго слова не сказал и не привел никаких объяснений. Ах да! В тот момент, когда я переступала порог, несколько молодых людей, может трое, может, четверо, отвесили мне почтительный поклон и я услышала, как один из них сказал другому: «Гляди, эта несчастная женщина уходит, гонимая, став жертвой какой-то чудовищной интриги». После чего я уехала вместе с детьми.

Графиня де Блоссак на мгновение задумалась и серьезным тоном произнесла:

– Этот молодой человек прав. Мы действительно стали жертвой чьих-то нелепых, гнусных козней. Но как же легко ты, бедняжка, впадаешь в уныние.

– Что же делать? Боже праведный, что же нам делать?

– Успокойся и ответь мне как можно рассудительнее.

– Я вас слушаю.

– До твоего слуха долетело хотя бы одно слово, способное пролить свет на то, в чем тебя обвиняют?

– Нет. Единственное, что я слышала, это ужасную фразу мадам Газен.

– Прекрасно, дитя мое, – произнесла старая графиня, вставая. – Разберемся.

Сара де Блоссак позвонила в колокольчик.

– Что вы намерены делать? – встревожилась маркиза де Женуйяк.

Вошел слуга.

– Мадам, вы звонили?

– Да, Жан. Принеси мою накидку и вели заложить карету.

Слуга поклонился и вышел.

– Куда вы собрались? – спросила маркиза.