Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые - [75]

Дуэль должна была проходить так: на тарелке подаются две сосиски, Бисмарк съедает одну, Вирхов – другую. Но при этом никто не знает, в какую из сосисок положен яд. Точнее – не яд, а личинки Trichinella spiralis, паразита, вызывающего лихорадку, отек лица, кожную сыпь, а при тяжелом течении болезни – поражение внутренних органов и центральной нервной системы. По другой версии, одна из сосисок должна была быть инфицирована холерой.

Бисмарк, спрашивая, не желают ли покончить распри на подобие Горациев и Куриациев, вовсе не шутил. Его смелость была такова, что свое слово он всегда готов был поддержать делом, даже рискуя жизнью. Имея большой дуэльный опыт, он прекрасно понимал, что при использовании холодного или огнестрельного оружия у Вирхова просто нет шансов. А вот сосиски уравнивали возможности. И тогда Бисмарк заявил, что герои не имеют права наедаться до смерти, и отменил дуэль.

История эта только на первый взгляд кажется забавной. На самом деле, она примечательна тем, что глава страны вызвал на дуэль оппозиционера. Обычно все случается, как говорится, с точностью до наоборот.

Странная дуэль между Николаем Гумилевым и Максимилианом Волошиным

Название «Черная речка» прочно ассоциируется в нашей памяти с роковой дуэлью А.С. Пушкина с Дантесом. О ней практически все известно в мельчайших деталях. Примерно в этом же месте (на Парголовской дороге) дрались М.Ю. Лермонтов и барон де Барант. А вот о дуэли на Черной речке двух русских поэтов, Николая Степановича Гумилева и Максимилиана Александровича Волошина, известно разве что в узком кругу литературоведов-филологов.

Во все времена главным яблоком раздора у мужчин были прекрасные дамы. Первая дуэль на Черной речке произошла из-за Натальи Гончаровой. Из-за кого же стрелялись Гумилев с Волошиным? Из-за Анны Горенко, принявшей псевдоним «Ахматова» и позже ставшей женой Гумилева? Нет. Дрались поэты из-за молодой поэтессы, но ее звали не Анна, а Елизавета. Елизавета Ивановна Дмитриева, известная читателям своего времени под псевдонимом Черубина де Габриак.

Считается, что весной 1909 года у Гумилева с Елизаветой Дмитриевой завязался роман. Позднее сама она призналась, что у нее был роман с двумя поэтами одновременно: оба были влюблены в нее, и она была влюблена в обоих. Но Волошина она встретила на несколько лет раньше, питала слабость к его поэзии, посылала ему свои стихи, переписывалась с ним и обожествляла его, считая недосягаемым для себя идеалом. Гумилева она встретила в июне 1907 года в Париже, но та встреча последствий не предполагала. А весной 1909 года они увиделись вновь, и об этом Дмитриева потом написала так:

«Это был значительный вечер в моей жизни. <…> Мы много говорили с Гумилевым об Африке, почти с полуслова понимали друг друга. <…> Он поехал провожать меня, и тут же сразу мы оба с беспощадной ясностью поняли, что это была «встреча» и не нам ей противиться».

Какое-то время они были неразлучны, встречаясь ежедневно и проводя вместе много времени. Гумилев подарил ей альбом и надписал: «Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей, я нашел себе подругу из породы лебедей». По свидетельству Дмитриевой, она безоглядно бросилась в этот роман, хотя была в то время невестой Всеволода Васильева, отбывавшего тогда воинскую повинность. Сердце Гумилева также не было вполне свободно. Начиная с 1903 года, он был влюблен в гимназистку Аню Горенко, сестру своего гимназического друга Андрея Горенко. Но к 1909 году Гумилев получил от нее уже не менее семи отказов на предложения выйти за него замуж. Его мучила ревность и угнетали эти отказы. Он знал, что у нее был возлюбленный (будущая Анна Ахматова с зимы 1905 года испытывала нежные чувства к своему репетитору по математике Владимиру Викторовичу Голенищеву-Кутузову, но ее любовь к нему была несчастливой). И вот тогда, измученный влечением к Ане Горенко и ее постоянными отказами, Гумилев сделал предложение Елизавете Дмитриевой, но получил отказ. Во всяком случае, есть такая версия, и никто не знает, как все обстояло на самом деле. Наверное, так Дмитриева решила сохранить верность Васильеву, женой которого она станет в 1911 году. А пока же она предпочла Гумилеву его коллегу по редакции «Аполлона» Максимилиана Волошина. В ответ разъяренный Гумилев позволил себе нелестно высказаться о поэтессе, а Волошин, в свою очередь, нанес ему публичное оскорбление.

Сам он потом описывал это так:

«В огромной мастерской на полу были разостланы декорации к «Орфею». Все были уже в сборе. Гумилев стоял с Блоком на другом конце залы. Шаляпин внизу запел «Заклинание цветов». Я решил дать ему кончить. Когда он кончил, я подошел к Гумилеву, который разговаривал с Толстым, и дал ему пощечину. В первый момент я сам ужасно опешил, а когда опомнился, услышал голос И.Ф. Анненского: «Достоевский прав, звук пощечины – действительно мокрый». Гумилев отшатнулся от меня и сказал: «Ты мне за это ответишь» (мы с ним не были на «ты»). Мне хотелось сказать: «Николай Степанович, это не брудершафт». Но я тут же сообразил, что это не вязалось с правилами дуэльного искусства, и у меня внезапно вырвался вопрос: «Вы поняли?» (То есть: поняли ли – за что?)»