Дуэли. Самые яркие, самые трагические и самые нелепые - [50]

«Поводом к этой дуэли были насмешки со стороны Лермонтова на счет Мартынова, который, как говорил мне, предупреждал несколько раз Лермонтова».

А.И. Васильчиков свидетельствовал следующим образом:

«О причине дуэли знаю только, что в воскресенье 13 июля поручик Лермонтов обидел майора Мартынова насмешливыми словами; при ком это было, и кто слышал сию ссору, не знаю. Также неизвестно мне, чтобы между ними была какая-либо давнишняя ссора или вражда».

Все усилия Глебова и Васильчикова помирить противников остались напрасны, и дуэль произошла 15 (27) июля 1841 года.

Она происходила около семи часов вечера, на небольшой поляне у дороги, ведущей из Пятигорска в Николаевскую колонию вдоль северо-западного склона горы Машук, в четырех верстах от города.

Согласно показаниям Мартынова, подтвержденным секундантами, дуэль происходила так: барьер был отмерен в пятнадцать шагов и от него в обе стороны еще по десять шагов.

Н.П. Раевский потом писал:

«На другой день, 15 июля 1841 года, после обеда, видим, что Мартынов с Васильчиковым выехали из ворот на дрожках. Глебов же еще раньше верхом поехал Михаила Юрьевича встретить. А мы дома пир готовим, шампанского накупили, чтобы примирение друзей отпраздновать. Так и решили, что Мартынов уж никак не попадет. Ему первому стрелять, как обиженной стороне, а Михаил Юрьевич и совсем целить не станет. Значит, и кончится ничем».

Кстати, в официальных документах фигурируют имена двух секундантов – М.П. Глебова и А.И. Васильчикова. В действительности же на месте дуэли присутствовали четыре секунданта: как известно из воспоминаний, решено было скрыть от следствия участие в дуэли А.А. Столыпина (Монго) и князя С.В. Трубецкого. Почему? Да потому, что во время суда они могли поплатиться больше других (и Столыпин, и Трубецкой находились на Кавказе на положении сосланных, к тому же было известно, что их обоих терпеть не мог император Николай I). Это решение повлекло за собой и другие изменения в показаниях. Пришлось, например, перераспределить роли двух оставшихся секундантов: Глебов назвал себя секундантом Мартынова, а Васильчиков – секундантом Лермонтова.

В письме к Дмитрию Аркадьевичу Столыпину, брату Алексея Аркадьевича и товарищу Лермонтова, в 1841 году Глебов давал обратное распределение функций. Не исключается, однако, что секундантами Лермонтова были Столыпин и Трубецкой. Существует, впрочем, и предположение, что Столыпин и Трубецкой опоздали к месту дуэли из-за сильного ливня, и дуэль действительно состоялась при двух секундантах «по договоренности обеих сторон».

Через много лет князь Васильчиков, отвечая на вопросы писателя и историка П.В. Висковатова, назвал себя секундантом Лермонтова (так, собственно, он показал и на суде). На прямой вопрос Висковатова, кто был чьим секундантом, он отвечал: «Секундантами были: Столыпин, Глебов, Трубецкой и я. На следствии же показали: Глебов себя секундантом Мартынова, я – Лермонтова. Других мы скрыли».

В другой раз А.И. Васильчиков ответил на вопрос того же Висковатова еще более уклончиво: «Собственно, не было определено, кто чей секундант. Прежде всего, Мартынов просил Глебова, с коим жил, быть его секундантом, а потом как-то случилось, что Глебов был как бы со стороны Лермонтова».

Как бы то ни было, Мартынов и Лермонтов стали на крайних отмеченных точках. По условиям дуэли, каждый из них имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру.

Мартынов первый подошел к барьеру, подождал некоторое время выстрела Лермонтова, потом выстрелил. И Лермонтов был поражен насмерть. Пуля ударила в правый бок навылет, сам же Лермонтов так и не успел сделать выстрела.

Рассказывают, что в этот день еще с утра над Пятигорском и горой Машук собиралась туча и, как нарочно, сильная гроза разразилась ударом грома в то самое мгновение, как выстрел из пистолета повалил Лермонтова на землю.

А.И. Васильчиков потом рассказывал:

«Мы отмерили с Глебовым тридцать шагов; последний барьер поставили на десяти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на десять шагов по команде «марш». Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой – Лермонтову, и скомандовали: «Сходись!» Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни взад, ни вперед, не успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные.

Мы подбежали. В правом боку дымилась рана, в левом – сочилась кровь, пуля пробила сердце и легкие».

Дальнейшие показания все больше и больше расходятся.

Мартынов показал на следствии:

«По условию дуэли, каждый из нас имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру».

Но в черновике показаний Мартынова было сказано не так: