Дуэль в истории России - [35]
Грибоедов любил утверждать, что власть человека над собой ограничена только физической невозможностью, во всем остальном человек волен перевоспитать себя. Он рассказывал друзьям, как он струсил, когда в первый раз очутился под ядрами, как ему стало стыдно и как он решил отучить себя от этого. «Я не хотел дрожать перед ядрами в виду смерти, и при первом случае стал в таком месте, куда доставали выстрелы неприятельской батареи. Там сосчитал я назначенное мною самим число выстрелов, и потом тихо поворотил лошадь и спокойно отъехал прочь. После я не робел ни от какой военной опасности. Но поддайся чувству страха — оно усилится и утвердится».
В заключении победного для России Туркманчайского мира Грибоедов не только принимал самое деятельное участие, лучше сказать, что этот договор — создание Грибоедова. Не случайно Паскевич с текстом выгодного для империи трактата пошлет к царю именно Грибоедова. Поэт, драматург, воин и дипломат вернется в столицу под пушечный салют. Николай принял его благосклонно. 14 марта 1828 года царь наградил храброго дипломата чином статского советника, орденом Св. Анны 2-й степени с брильянтами, медалью за войну и четырьмя тысячами червонцев. Паскевич же вскоре получит от царя чин- фельдмаршала и титул графа Эриванского. А Ермолов (о котором Лермонтов в стихотворении «Спор» о покорении Кавказа скажет:
Грибоедов рассчитывал на отдых, хотел заняться литературой, собрав друзей, читал им отрывки из неоконченной пьесы «Грузинская ночь».
А. Грибоедов.
Но государь Николай Павлович судил иначе. Он назначил Грибоедова на пост полномочного министра-резидента в Иране, то есть посланника при персидском дворе. Уезжал из Петербурга поэт и дипломат в глубокой тоске. Мрачные предчувствия одолевали его. Там моя могила, говорил он о Тегеране друзьям, чувствую, не увижу более России. Заглянув перед отъездом к другу Бегичеву, сказал: «Прощай, брат Степан, вряд ли мы с тобой более увидимся!» А Жандру он свои опасения изложил детальней: «Нас там непременно всех перережут. Алаяр-хан мой личный враг; не простит он мне Туркманчайского трактата».
Но Грибоедова тянуло на Кавказ одно теплое чувство. Он ждал встречи с прелестным созданием, княжной Ниной Чавчавадзе, в которую был пылко влюблен. В Грузии он сделал ей предложение. Вскоре последовала женитьба, после которой Грибоедов отправился в Тегеран. Перед отъездом он и тут сказал друзьям: «Не оставляйте моих костей в Персии, похороните меня в Грузии». Он простился с молодой женой в Тавризе, сказав, что вскоре вернется.
В Тегеране Грибоедов развернул широкую дипломатическую работу. Значительная ее часть была связана с проблемой возвращения пленных и иных подданных российского императора, желающих попасть в Россию. Русский посланник писал приятелю в декабре 1828 года:
«Друзей не имею никого и не хочу: должны прежде всего бояться России и исполнять то, что велит государь Николай Павлович, и я уверяю Вас, что в этом поступаю лучше, чем те, которые хотели бы действовать мягко и втираться в персидскую дружбу. Всем я грозен кажусь… К нам перешло до 8000 армянских семейств, и я теперь за оставшееся их имущество не имею ни днем, ни ночью покоя, сохраняя их достояние и даже доходы; все кое-как делается по моему слову».
Особые хлопоты были связаны с 13-й статьей Туркманчайского трактата, обязывающей правительство шаха вернуть всех пленных. В восточной стране это было чрезвычайно трудно сделать, ибо большинство пленных было продано в рабство, а русские женщины оказались в персидских гаремах, в том числе в гаремах вельмож и самого шаха. С неимоверным трудом русскому посланнику удавалось вырывать пленников и пленниц, чем он возбуждал ненависть персов.
Как и предвидел Грибоедов, Алаяр-хан, зять шаха и инициатор войны с Россией, использовал любой повод, чтобы настроить шаха и его министров против русского посланника.
Страсти накалялись, а ближайшим поводом к бунту стал армянский пленный из Эривани Мирза Якуб, за долгие годы пленения сделавший своеобразную карьеру — он был главным евнухом в гареме самого шаха. Мирза явился в русское посольство и просил посланника помочь ему вернуться в Россию. Верный принципам Грибоедов принял в нем участие. Однако шах никак не желал отпускать своего главного евнуха, опасаясь, что тот тайны его гарема и дворцовой жизни сделает достоянием российской общественности. Более того, шах опасался, что деятельный русский посланник отнимет у него вместе с евнухом и часть жен.
Грибоедов настаивал. На персидских базарах по этому поводу произносились зажигательные речи. Иностранцев из России обвиняли в наглом вмешательстве в правоверную жизнь мусульман. И вот в этот момент в русском посольском доме укрылись две российские женщины, сбежавшие из гарема того самого Алаяр-хана. Этого восточный вельможа стерпеть не смог. Поговаривали, что шах знает о намерениях своего зятя. К тому же шаха против Грибоедова умело настраивали англичане, видевшие в русском посланнике сильного противника.
