Дуэль с судьбой - [21]

Невозможно было ответить на это хоть что-нибудь. Ровена могла только смотреть на маркиза горящими глазами, губы ее слегка подрагивали, еще не остыв от поцелуя.

— Я люблю тебя! — сказал маркиз. — И знаю, что ты тоже меня любишь.

И он рывком, не скрывая своей страсти, притянул девушку к себе.

— Но я заставлю тебя полюбить меня еще больше. О, моя дорогая, ты так прекрасна и так невинна. Я даже не подозревал, что на свете может существовать такая прелестная девушка.

И снова губы его коснулись губ Ровены. На этот раз поцелуй был страстным и требовательным, словно маркиз хотел завоевать ее, убедиться, что она всецело принадлежит ему.

Когда маркиз снова разжал объятия, Ровене показалось, что прошла целая вечность.

Ей было трудно говорить, у нее кружилась голова и мутилось сознание от всего, что только что произошло.

— Я… люблю… вас, — прошептала она. — Теперь я… знаю это. То, что я… чувствовала к вам… это и была любовь.

— Но ты боролась с ней, — понимающе кивнул маркиз.

— Я не… я не знала, что люблю, — продолжала Ровена. — Я знала только, что вы заполняете, поглощаете меня. И боялась потерять себя… раствориться в вас полностью.

— Этого никогда не произойдет, — уверенно произнес маркиз.

Ровена спрятала лицо у него на груди, снова захваченная собственными чувствами, зачарованная, ослепленная, ощущая, как оживает ее тело, откликаясь на зов тела маркиза.

Взяв ее пальцами за подбородок, маркиз поднял голову Ровены и заглянул ей в глаза.

— Ты хоть знаешь, как ты хороша? — спросил он. — Не понимаю, как может женщина быть такой красивой, иметь такие божественные глаза. Это ведь вовсе не глаза — это часть голубого неба.

Говоря это, маркиз целовал ее глаза, потом нежно коснулся губами щеки Ровены и снова завладел ее ртом.

Поцелуй длился до тех пор, пока Ровене не показалось, что сад за окном расплывается у нее перед глазами, а стены дома вот-вот обрушатся им на голову.

Затем маркиз увлек ее за собой к дивану.

— Давай присядем, моя дорогая, — сказал он. — Я хочу поговорить с тобой.

— Я… не знала… что любовь… может быть… такой, — непослушным языком произнесла Ровена.

— Какой? — спросил маркиз.

— Такой чудесной… такой совершенной. Когда вы поцеловали меня… мы словно были… одни на небе, где существует только… музыка.

— Этого я и хочу, — сказал маркиз. — Чтобы мы были вдвоем — только ты и я, Ровена. И чтобы я мог учить тебя, моя драгоценная, учить искусству любви.

— Наверное, — промолвила Ровена, — я не сразу поняла, что мое чувство к вам — любовь, потому что никого не любила раньше.

— И никого больше не будешь любить, — твердо заявил маркиз. — Ты принадлежишь мне, Ровена, и я сойду с ума от ревности, если другой мужчина хотя бы заговорит с тобой.

Не сводя пылающих глаз с лица девушки, маркиз продолжал:

— Я чувствую себя исследователем, открывающим неведомое. Неизвестный цветок или горную вершину. Исследователем, который знает, что открыл сокровище, какого еще не было на этом свете. — Он улыбнулся. — Ты делаешь меня поэтом, Ровена. Раньше за мной не водилось ничего подобного.

Девушка задержала дыхание и несмело спросила:

— Это правда… вы действительно… любите меня?

Вопрос прозвучал наивно, почти по-детски.

— Это правда! — заверил ее маркиз. — Я люблю тебя уже давно. Когда ты уходила из моей комнаты, ты словно бы забирала с собой свет, а я лежал без сна, мечтая о том, чтобы снова оказаться больным и беспомощным, а ты была бы рядом, и я мог бы слышать твой милый голос, чувствовать прикосновение твоих нежных рук.

— Когда вы были больны, — сказала Ровена, — вы были для меня как ребенок, который нуждался во мне, как Лотти или Марк. Но сегодня…

Ровена замялась.

— Так что же сегодня? — спросил маркиз.

— Сегодня вы… мужчина. И я… немного боюсь.

— Боишься?

— Вы стали другим, и я знаю, что вы… уезжаете.

— А ты хотела меня!

В слове «хотела» заключалось такое множество разных значений, что Ровена смущенно потупилась, вспомнив о некоторых из них. Она ничего не ответила на вопрос маркиза, и тогда он сказал:

— Я научу тебя хотеть меня так же сильно, как хочу тебя я. И мы не будем, любовь моя, лежать по ночам в одиночестве.

Он снова поцеловал Ровену, и на этот раз губы его пылали огнем, который пробудил ответное пламя где-то глубоко внутри Ровены.

Девушка не пыталась понять, что с ней происходит, но все это было так странно и так чудесно. Ровена по-прежнему немного страшилась этого неизведанного чувства, но она понимала, что испытывает сейчас именно то, чего добивался от нее маркиз.

Он стал целовать уголки рта Ровены, ямочки на щеках, потом нежную кожу ее шеи. Ровена никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Охватившие ее ощущения были еще чудеснее, чем несколько минут назад.

— Я люблю тебя, — снова прошептал маркиз. — Мне тяжело думать о чем-то другом, потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной днем и ночью. Просто невозможно, любовь моя, думать о чем-то другом.

— Но… ведь завтра вы… уезжаете.

Маркиз поднял голову и выпрямился, не разжимая объятий.

— Я должен вернуться домой, — сказал он. — Но мне хотелось бы обсудить наши планы, придумать, как нам быть вместе, не расстраивая при этом твоего отца.