Дуэль Пушкина - [178]

.

В начале февраля Вера Вяземская отправила письмо к московской приятельнице Орловой. Вслед за тем Пётр Вяземский составил подробнейшие послания Д.В. Давыдову (9 февраля) и великому князю Михаилу Павловичу (14 февраля), а Жуковский — послание С.Л. Пушкину (15 февраля).

Письмо Жуковского отцу поэта было «общей реляцией» друзей Пушкина, и эта реляция пополнялась в течение нескольких недель. 5 марта А.И. Тургенев записал в дневнике: «…я писал добавления к письму Жук. о Пушк. и послал его к Жук.»[1737]

Письмо Жуковского было переработано и опубликовано в «Современнике» в апреле—мае 1837 г.

Все эти письма предназначались не лицам, которым они были адресованы, а обществу. Сохранились также черновики писем Жуковского к императору Николаю I и Бенкендорфу. Поводом к их составлению послужило грубое вторжение жандармерии в дом Пушкина и поручение генералу Дубельту «помогать» Жуковскому в посмертной цензуре сочинений и писем из архива Пушкина.

Согласно дневнику А.И. Тургенева, 17 февраля Жуковский сообщил ему о наветах секретной полиции: «Жук. о шпионах… о 3-5 пакетах, вынесенных из кабинета П[ушкина] Жуковским. Подозрения. Графиня Нессельроде»[1738]. В период между 17 февраля и 8 марта черновики писем к Бенкендорфу были закончены. 8 марта Тургенев записал: «Жуковский читал нам своё письмо к Бенк. о Пушк. и о поведении с ним государя и Бенк.»[1739]

Обращения к обществу были посвящены мученической кончине гения и выдержаны в торжественных тонах. Совсем иной характер носили черновики письма к шефу III Отделения. Жуковский нашёл среди бумаг друга послания Бенкендорфа и был до глубины души возмущён его придирками, оскорбительными выговорами и грубостью. Возмущение выплеснулось на страницы его письма временщику. Жуковский обвинил его в невежестве: «…какие произведения его знаете Вы, кроме тех, на кои указывала Вам полиция и некоторые из литературных врагов, клеветавших на него тайно?»[1740]

Тургенев очень точно назвал письмо Жуковского «критическим расследованием действий жандармства» в отношении Пушкина. Воспитатель цесаревича не побоялся обвинить жандармов в гибели поэта, что испугало полуопального Тургенева. «Советовал ему не посылать этого письма в этом виде», — записал Тургенев в дневнике. По-видимому, Жуковский последовал совету друга. Письма, воспроизводящие черновики, не были отправлены Бенкендорфу.

Обращаясь к общественности, защитники Пушкина старательно обходили вопрос о причинах дуэли, о происках клеветников, поносивших память поэта. Они сконцентрировали внимание на том, что великий поэт умер как добрый христианин и верноподданный, что он терпеливо перенёс нечеловеческие страдания и заботился о семье до последнего вздоха.

Январская дуэльная история была прямым продолжением ноябрьской, когда муки ревности Пушкина достигли предела. Но даже в то время его оскорбили не столько ухаживания кавалергарда, сколько сводничество старика Геккерна. Обида поэта осталась неотомщённой.

В январе у поэта не было серьёзных оснований ревновать жену. Но на этот раз к старым обидам присоединились новые. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стала клевета насчёт соблазнения Пушкиным девицы Александрины. Позорная молва после гибели поэта смолкла сама собой. Пушкин не допустил её распространения в обществе, но за это он заплатил жизнью.

Царский двор творил свою легенду о дуэли Пушкина. 3 февраля 1837 г. царь в письме брату Михаилу утверждал, что смерть Пушкина возбудила «тьму толков, наибольшею частью самых глупых, из коих одно порицание поведения Геккерна справедливо и заслужено»[1741]. Монарх реагировал на случившееся чётко. Голландский посол давно вызывал высочайший гнев, и монарх использовал случай, чтобы избавиться от него («…кажется, каналья Геккерн отсюда выбудет»). Что касается Дантеса, император считал его поведение безупречным. 4 февраля 1837 г. Николай I писал сестре Марии Павловне в Германию: «Событием дня является трагическая смерть пресловутого (trop fameux) Пушкина, убитого на дуэли неким, чья вина была в том, что он, в числе многих других, находил жену Пушкина прекрасной, притом что она… была решительно ни в чём не виноватой»[1742].

Даже кончина поэта не смягчила суждений царя. Когда Жуковский стал просить для умирающего и его семьи таких же милостей, каких был удостоен Карамзин, государь в сердцах отвечал ему: «Послушай, братец, я всё сделаю для П[ушкина], что могу, но писать как Карам[зину] не стану; П[ушкина] мы насилу заставили умереть как христианина, а Карамзин жил и умер как ангел»[1743].

Вечером 29 января Жуковский составил особую записку, адресованную императору. Он просил «воздвигнуть трогательный национальный памятник поэту», а именно очистить от долгов и закрепить за семьёй Пушкина сельцо Михайловское, где он желал быть погребённым. Михайловское было родовой вотчиной Пушкиных, обременённой многими долгами. В качестве другого «национального дара» Жуковский предлагал издать сочинения Пушкина и передать весь доход его семье[1744]. Жуковский молил государя без отлагательств «единовременно пожаловать что-либо на первые домашние нужды» вдове и детям, оказавшимся в отчаянном положении.