Дуэль Пушкина - [173]

.

Молва не пощадила Наталью Николаевну. Многие были уверены, что именно её поведение было главной причиной гибели поэта.

Одним из ближайших приятелей поэта был Соболевский. Ему приписывали следующий рассказ. Соболевский будто бы виделся с Дантесом, долго с ним разговаривал и спросил: — «Дело прошлое, жил ли он с Пушкиной? — „Никакого нет сомнения“, — отвечал тот»[1701].

Рассказ Соболевского невозможно отнести к числу достоверных свидетельств. Он исходил не от самого Соболевского, а от А.С. Суворина. Последний получил сведения из вторых рук — от П.А. Ефремова. Запись была сделана после смерти Соболевского, так что Суворин не мог обратиться к нему за разъяснениями.

Соболевский уехал за рубеж за полгода до пушкинской дуэли, в августе 1836 г. Живя в Сульце, Екатерина Геккерн писала в 1840 г., что Соболевский хорошо знает Сульц, в окрестностях которого он находился в течение «очень долгого времени». Тут «он выдавал себя то за камергера российского императора, то за князя и гвардии полковника»[1702]. (Внебрачный сын А.Н. Самойлова Сергей Соболевский не был ни камергером, ни князем, ни полковником гвардии.)

Итак, Соболевский имел возможность встретиться с Дантесом через два-три года после гибели поэта. Оценивая слова, приписанные ему, надо иметь в виду ещё одно обстоятельство. Взаимоотношения Соболевского с Натальей Николаевной были отравлены глубокой неприязнью. Друг Пушкина был за границей и не знал никаких подробностей по поводу ноябрьской дуэльной истории, а также не был очевидцем последнего поединка Пушкина. Однако ему были хорошо известны сплетни по поводу неверности Пушкиной, получившие широкое распространение в обществе. Обвинение Натальи Николаевны в неверности давало простейшее объяснение поведению поэта, навязавшего дуэль своему противнику, и возлагало на Дантеса всю ответственность за происшедшее.

Нет никаких доказательств того, что Соболевский действительно произнёс слова, приписанные ему Ефремовым и Сувориным. Но даже в тех случаях, когда аутентичность рассказов Соболевского не подлежит сомнению, его слова требуют сугубо критического отношения. «Камергер российского императора», «князь и гвардии полковник» питал слабость к анекдотам, фантазиям и вымыслам. В этом можно убедиться, обратившись к приведённой выше «новелле» о пророчествах гадалки Кирхгоф. По утверждению Соболевского, гадалка якобы предсказала Пушкину смерть в тридцать семь лет. Рассказ Соболевского был чистой фантазией.

Поздняя запись Суворина, похоже, относится не столько к мемуарной литературе, сколько к жанру анекдотов о Пушкине.

Достоверные документы (письма Дантеса, его беседы с Карамзиным, дневниковые записи Барятинской и пр.) полностью опровергают вымыслы по поводу неверности Пушкиной.

Более чем сомнительно, чтобы Дантес пустился в откровения, беседуя с другом убитого им поэта. В отличие от поздних анекдотов, ранние свидетельства, исходящие от очевидцев и записанные своевременно, доказывают, что Дантес был весьма далёк от того, чтобы пятнать честь Натальи Николаевны.

Геккерны допустили чудовищную бестактность, стуча в двери убитой горем женщины. Но у них были свои понятия об этике.

Дантес рассчитывал на то, что вдова покажет перед судом — в полном соответствии с истиной, — что её отношения с Дантесом не выходили за рамки приличий, из чего суд должен был сделать вывод, что офицер не давал Пушкину никаких поводов к дуэли. Именно это имел в виду Жорж Дантес, когда говорил Андрею Карамзину при встрече в Баден-Бадене в 1837 г.: «Моё полное оправдание может прийти только от г-жи Пушкиной…»

В той же беседе Дантес повторил, что возлагает все надежды на Наталью Николаевну: «…через несколько лет, когда она успокоится, она, может быть, скажет, что я всё сделал, чтобы их спасти, и что, если мне это не удалось, то вина была не моя»[1703]. Что имел в виду бывший кавалергард? В ноябре 1836 г. он готов был на всё, чтобы избежать дуэли ради спасения своей карьеры. После свадьбы офицер неоднократно пытался установить родственные отношения с семьёй поэта, посылал ему письма, использовал посредничество Строгановых. Его старания не привели к успеху.

Пушкин не верил в добрые намерения и порядочность Геккернов. Его худшие опасения подтвердились, когда близкие к ним люди стали распространять клевету об Александрине Гончаровой. Поединок оказался неизбежен.

Визит к вдове должен был подтвердить репутацию гвардейца — рыцаря без страха и упрёка.

Попытка разыграть фарс с посещением дома убитого не удалась. Кавалергард и министр были остановлены на лестнице и со скандалом изгнаны.

Ю.М. Лотман считал, что Дантес избрал Наталью Николаевну, потому что ему был нужен шумный роман со светской дамой, чем скандальнее, тем лучше. После свадьбы с Екатериной Гончаровой у него появились и другие побуждения, но «стремление к общественной дискредитации Натальи Николаевны ради своих видов осталось»[1704]. Изложенная схема безукоризненна, но не находит подтверждения в фактах. Геккерны не были причастны к составлению пасквиля и не старались опорочить Наталью ни при жизни Пушкина, ни после его смерти.