Друзья - [60]

При этом еще храня обещание вернуться и отведать кролика (всё же, когда-нибудь), а так же их "фирменный" суп, мясо в соусе и с кабачками, картофель и прочее, прочее, прочее…

Мама дорогая, если я вернусь домой колобком — добей меня.

…

— Что, Патти, понравилось тебе?

— А по мне не видно было? Ела, как изголодавшаяся свинья.

(захохотал)

— Так, давай присядем где, отдохнем. А то тебе, наверняка, только и ходить хочется?

— Нет, ну… я не настолько уже и нажралась, Марат, чтобы бросать в меня подобные намеки.

Но… посидеть — хотелось бы. На пляже…

Идет?

(невольно рассмеялся)

— Ох, и дался тебе этот пляж?

— Так, так, а как??? Я моря никогда не видела! Вот теперь хоть… порадуюсь, насмотрюсь…

— Как… никогда?

— А вот так. Разве что по телевизору…

— Ну, видела же, выходит?

(едко подколол Дюан)

— Ох, ох, как остроумно! Я и еду видела по телевизору — да как-то хорошо от этого не становиться!

…

Здесь средней температурой (в эту пору года) считается 32 градуса по Цельсию.

Поверьте, не знаю почему, но здесь было на-а-амного жарче, чем у нас, когда градусник выписывал 40.

(наверно, всё же беременность так шалит — потому что, казалось, ветерок с моря должен был все уравновесить, исключить)

В общем. К чему я это завела?

Ночью (а точнее — поздно вечером) Марат мне не дал в море… ни то, что пойти купаться — а вообще, ножки помочить: мол, простудишься (и это в такую духоту??).

Но самым коронным стало то, когда запретил садиться на "холодный" камень.

— Знаешь, сейчас ты ведешь себя… хуже "молодой, взволнованной" мамочки.

— Так, а как?… если сама не понимаешь, что творишь, то…

— ну-ну.

… ладно.

Тогда сам садись на камень, а я — умощусь тебе на руки.

— Ух, какой приказной тон!

(наигранно завозмущался Лимончик)

— А то. Будешь страдать, раз такой вредина.

— Как вредина? Патти!

(возмущенно, вполне реалистично едва ли не завизжал от шока Дюан)

— Что такое?

(взволновано обернулась я

(едва только умостившись ему на коленки))

— Когда ты успела меня покусать? Этой ночью? Да?

(дошло — невольно рассмеялась)

— Нет, увы.

Я не хотела тебе раньше признаваться, но, видимо, все же, придется: эта "способность", дорогой, у тебя — с рождения…

— Неправда!

— Правда, правда, мой мальчик. Еще какая правда, — и язвительно погладила, провела по его волосам.

("обиделся", губки надул, как ребенок маленький)

— Ничего, Маратик. Врачи говорят… с этим… жить можно.

— Честно? — (и снова умело изображает "наивный, молящий взгляд" щенка, уставленный мне в очи).

— Честно, милый. Честно.

(вдруг сжал, сжал в своих объятиях крепко, и тут же уткнулся носом, прижался всем своим лицом к моей спине)

— Ну, тогда хорошо…

(едва слышно прошептал Дюан, отчего-то вдруг потеряв охоту к шуткам, но все еще продолжая "играть" роль)

…

— Ты много раз был на море?

(несмелая пауза рассуждений и, видимо, не самых легких воспоминаний — но наконец-то отозвался)

— Немало.

Было время даже…. купил себе яхту и укатил долой от мира сего, чтобы забыться.

— Из-за Женье?

(едва слышно, с опаской прошептала я)

(невольно хмыкнул)

— Увы, Патти. Не одна она меня предала в этой жизни.

Так что… причин хватало, чтобы поступить так.

А с Жженье, когда мы расстались, я купил дом у озера, в лесу — и жил в одиночестве (чего скрывать, пил… и немало) почти год. Пока не явилась Оливия и со скандалом, криком и истерикой не привезла меня туда, в город, где мы и познакомились с тобой.

— Так… всё же… с ней вы не такие уже и далекие?

— Далекие. Но ее мания "старшей" сестры, ее… материнский инстинкт, который не нашел выхода в жизни, берет свое.

— А почему не нашел? Почему же не родит себе ребенка?

(невольно (печально) рассмеялся)

— Говорит, не родился еще такой мужчина, который заставит ее сердце биться чаще, а рассудок помутнеть, да до той степени, что она решиться создать семью.

— Но… Оливия же… не молодеет. Время-то… идет.

— Время…

Патти, время — очень странное "существо". И для каждого оно пляшет по-своему.

… И что, что, а этот "нюанс" Лив не пугает.

Единственной ее фобией есть то, что привяжет себя к кому-то или чему-то, и тогда потеряет самое главное в ее жизни — свободу. Ту, за которую готова отдать не только тело, но и душу…

…

Мда.

Когда-то я завидовала ее характеру, силе воле, принципам, но а теперь… теперь увидела, НАСКОЛЬКО она несчастная.

Нет уж, лучше я буду "рабыней", зависимой (душевно) от Марата, чем жить в ГОРДОМ одиночестве.

Увы. Я сыта им, и ничего… кроме соли и боли, в нем нет.

Так что…

— Не замерзла?

— А? Нет. Нет. Конечно. На улице стоит жара, да еще и ты меня обнимаешь — разве может быть… холодно?

— Ну, мало ли…

— Или ты… намекал, мол, домой пора?

— Можно и домой…

…

— Черт!

— Что?

— Мы же продукты не купили!!

— А ты кушать сегодня еще будешь?

— Нет, ну, а завтра??? Что будем есть завтра?

— "На завтра" можем и купить "завтра".

— Очень остроумно.

(вмиг дернулась — вырвалась, сорвалась на ноги)

— Поехали!

— Куда?

— В магазин.

— Патти, они, наверняка, уже закрылись.

— Чушь! Здесь должны быть ночники! Поехали!

(ну, или пошли… ту идти-то всего…)

Глава Шестьдесят Четвертая

Увы. Глупыми были мои надежды — вечер в Валетте приносит затишье. И лишь только с наступлением утра… столица вновь оживет.

Дабы порезвиться, насладиться ночной жизнью — предстоит ехать в соседние города