Друзья-однополчане - [5]

В тот день я на опыте убедился, что мешкать в бою нельзя. Нужно экономно расходовать боеприпасы, а для этого действовать молниеносно, с расчетом, предпринимать дерзкие, смелые атаки и вести только прицельный огонь, сочетая короткие и длинные очереди.

Убедился я в том, как важен пример командира. Семенов не только воодушевлял нас в. трудном бою — он показал, как надо уничтожать врага…

За ужином, после разбора, каждому хотелось поделиться впечатлениями о сегодняшних боях. Голоса, смех, стук ложек и ножей — все слилось в сплошной гул.

После отбоя долго не можем заснуть. У всех перед глазами воздушные схватки.

Второй памятный мне случай произошел во время ожесточенных воздушных боев над Днепром. В тот день вместе с группой я уже сделал несколько вылетов. Мы провели два трудных воздушных боя. У летчиков Брызгалова, Мухина увеличился счет сбитых, я сбил два вражеских самолета. Надо признаться, устали основательно — казалось, предельно. Только собрались отдохнуть, как меня вызвали на КП. Командир полка встретил такими словами:

— Знаю, знаю — устали. Но сейчас, как никогда, нужна наша помощь сухопутным войскам. А они не отдыхают.

И я получаю приказ снова подняться в воздух со своей эскадрильей. Как всегда в таких случаях, усталость как рукой сняло. Отвечаю коротко:

— Есть!

Командир подошел к карте и указал на населенные пункты Борисовка — Домоткань, в районе плацдарма:

— Здесь скопление наших войск. Помните: сюда не должна упасть ни одна бомба.

И вот эскадрилья в воздухе. Раздается команда со станции наведения:

— С юго-запада к линии фронта приближается большая группа самолетов противника!

Вдали показались пикирующие бомбардировщики. Истребителей нет. Очевидно, выдохлись за день. Атакуем врага. Бомбардировщики спешат освободиться от бомб, уходят, прижимаясь к земле.

Однако ведущий пытается прорваться к нашим войскам. Преследую его. Вдруг с вражеского самолета в беспорядке посыпались бомбы. Он разворачивается и пытается уйти.

Главная задача выполнена: враг не допущен. Я уже хотел дать сигнал «Сбор!», но раздалась команда с земли:

— Преследуйте, бейте врага!

И мы погнались за бомбардировщиками. Они стали удирать в разные стороны. Рассыпалась и наша группа. Только ведомый от меня не отстает.

Расстояние между мной и противником быстро сокращается. Он буквально прижимается к земле, маскируясь на фоне местности. Но я не выпускаю его из виду.

Настигаю врага. Стрелок открыл бешеный огонь. Но пулеметные трассы проносятся мимо моего самолета.

«Руки у тебя дрожат, фашист проклятый! — подумал я. — Меня не испугаешь. А я тебя живым не отпущу».

И начинаю атаковать его сзади сверху — он так прижался к земле, что снизу не подойдешь.

Иду на стрелка. Длинная очередь — и бомбардировщик вспыхивает.

Взмываю над пылающим бомбардировщиком. Раздается невнятный звук — любой удар о самолет слышишь, несмотря на гул мотора. Слышу испуганный голос Васи Мухина:

— Батя, горишь!

Быстро осматриваю левую плоскость. Тут все в порядке. Посмотрел вправо. Из бензобака выбивается огненная струя. Холодок пробежал по спине: да я и в самом деле горю! Ясно — вспыхнул бензин, вытекающий из небольшой пробоины. Я допустил оплошность, сделав маневр над горящим бомбардировщиком: стрелок был жив. Нужно было сразу отвернуть в сторону, а я подставил живот самолета под огонь.

Пока не поздно, надо прыгать с парашютом. Быстро открываю фонарь. Отстегиваю привязные ремни. И вдруг вспоминаю: внизу враг! Нет, живым не дамся, последую примеру Гастелло! Начинаю искать цель.

Глядя смерти в глаза, не прекращаю борьбы за жизнь. Перевожу самолет в скольжение на левое крыло: пытаюсь сбить пламя, чтобы оно не перекинулось на весь самолет. Увеличиваю скорость. Ищу объект на земле. И с надеждой посматриваю на крыло.

Мой побратим молча летит в стороне.

Впереди село. В овраге множество замаскированных машин. Из домов высыпали гитлеровцы, смотрят на меня, задрав головы. Направляю самолет прямо на них. Стремительно нарастает земля. Еще осталась надежда, что можно сорвать пламя, если резко задеру нос самолета. Выхватываю самолет прямо над головами оторопевших немцев. И слышу радостный голос ведомого:

— Батя, пламя сорвано! Живем!

Солдаты разбегаются в разные стороны. Проношусь над ними, чуть не задевая винтом.

Жив! Мышцы у меня расслабились. Да, жизнь сильнее смерти! Но успокаиваться рано: гитлеровцы спохватились и открыли огонь. Невдалеке проносятся огненные трассы. Прижимаюсь к земле: трассы проносятся выше. И вот я уже для них недосягаем. Теперь только бы до своих дотянуть.

Мы летим к Днепру, и мысль, что Василий рядом, подбадривает: не оставил в беде верный боевой друг.

С опаской посматриваю вправо — на пробоину в дымящейся плоскости. Вот-вот произойдет взрыв.

Нелегко разобрать, где линия фронта. Но вот показался Днепр. Мы уже над своими. Я хотел было покинуть самолет с парашютом, но не смог — так стало жаль машину. Не раз она выручала меня в бою — как же я ее брошу?! И я принял решение — самолет не покидать.

Показался аэродром. Но радоваться рано: плоскость дымится. Самолет может взорваться и на посадке. С ходу захожу на посадку, не теряя ни секунды. Машина плавно касается земли. Усиленно торможу. В конце пробега сворачиваю влево, чтобы освободить взлетно-посадочную полосу для ведомого: ведь у него тоже на исходе горючее. И, не дождавшись полной остановки, открываю фонарь и на ходу выскакиваю.