Друзья-однополчане - [6]

Впервые бегу от самолета. Навстречу спешат товарищи, лица у них встревоженные.

— Что случилось? Очень о вас беспокоились!

Я кричу:

— Пожарную машину! Быстрее! Да все ли вы тут?

— Все тут, невредимы!

Механик Виктор Иванов — хозяин самолета на земле — бросился к машине. Она уже остановилась.

— Да подожди, Витя! Как бы не взорвалась!

Но он не слушает. Вот он уже около самолета, зовет нас.

— Быстрее сюда, посмотрите! Хорошо продумана на «Лавочкиных» противопожарная система, иначе бы самолет сгорел в воздухе. Ничего опасного нет — сами потушим.

Все побежали к самолету. А я вдруг почувствовал такую усталость, что ноги у меня подкосились. Делаю над собой усилие — бегу вслед за товарищами. Все вместе откатываем самолет на стоянку. А теперь — на КП, доложить о воздушном бое. Летчики провожают меня, засыпают вопросами.

Когда я начал докладывать командиру, что задание выполнено, он вдруг предложил мне сесть:

— Вижу, какой был бой. Сидя легче будет.

Подробно докладываю о случившемся.

— Решение вы приняли правильное, — сказал командир, внимательно выслушав меня. — Коммунист никогда не должен терять уверенность в победе. От гибели вас спасло самообладание. Но над освобожденной территорией самолет надо было покинуть. Ведь он мог взорваться в воздухе. Тут-то не следовало рисковать жизнью.

Я же из этого боя сделал для себя вывод: даже глядя смерти в глаза, нужно с ней бороться и побеждать.

К вечеру Титаренко, Шебеко и я поехали километров за пять от аэродрома в поселок, где расквартированы летчики. Внимательно приглядываюсь к Титаренко. Видно по всему, у него веселый, спокойный характер, он хороший товарищ.

И вот мы в комнате, где будем жить втроем. Нас навещает полковой врач Шалва Капанадзе, спрашивает меня:

— Как долетели, как самочувствие?

— Спасибо, здоров!

Капанадзе, по-хозяйски оглядев комнату, уходит. Титаренко говорит, улыбаясь:

— Доктор у нас заботливый. Не успеешь на новое место прилететь — тщательно осматривает жилье, столовую, кухню. Сам все белье проверит, по нескольку раз в день заставляет дневальных убирать. А в карманах всегда носит витамины и всякие целебные порошки. — Он смотрит на часы. — В столовой нужно быть ровно в двадцать один час. Ужинаем мы здесь, а завтракаем и обедаем на аэродроме. К ужину должны явиться в срок, без опоздания. Проходит он организованно. Днем по эскадрильям проводят разборы, а перед ужином, когда все офицеры в сборе, командир сообщает итоги боевого дня. Порицание или поощрение в присутствии всех офицеров части — отличное средство воспитания. Среди сержантского и рядового состава разборы летного дня проводит заместитель по политчасти. Так было заведено полковником Шестаковым и вошло в традицию полка.

Приводим себя в порядок и идем в столовую.

Впереди трусит Зорька, словно действительно знает распорядок дня. К моему удивлению, она встает на задние лапы и сама открывает дверь.

Титаренко подвел меня к столу:

— Будем сидеть рядом, вот здесь. А тут — командир, Топтыгин и Асеев.

На столах, покрытых чистыми белыми скатертями, уже стоят приборы.

Командира еще нет. Все летчики в сборе, негромко переговариваются, то и дело подзывая медвежонка — он проворно снует между столиками.

По команде все встают. Входит командир части, Асеев и Топтыгин.

Полковник, быстро оглядев столы и попросив офицеров сесть, говорит:

— Я уже представлял вам моего заместителя гвардии капитана Кожедуба. А теперь пусть товарищ капитан, по нашей традиции, коротко расскажет о том, где и как воевал.

Говорю о том, что полк, в котором служил, в основном выполнял задачу по прикрытию войск и сопровождению бомбардировщиков. Уничтожение врага способом свободной воздушной охоты для меня задача новая и сложная, но я выразил уверенность, что с помощью своих однополчан овладею этим искусством. Поделился я и тем, как тяжело было расставаться с боевой семьей — одна мысль и поддерживала, что цель у нас всех общая.

— Пожалуйста, садитесь, товарищ капитан, — говорит Чупиков и добавляет — Вижу — волновались. (Летчики слушали внимательно.) Ведь нужно знать, с кем в бой летишь. Теперь, товарищи офицеры, — продолжал он громко, — приступим к краткому разбору летного дня.

Вылетов на свободную воздушную охоту было мало. Командир сжато их разбирает. Закончив, говорит:

— Предлагаю тост за летчиков, которые сегодня успешно выполнили задачу, и за прибывшего к нам боевого товарища!

За ужином медвежонок, ненадолго присмиревший, снова стал перебегать от столика к столику, постукивая когтями о пол. В столовой становится шумно: летчики смеются над проделками Зорьки.

— Теперь, товарищи офицеры, можно покурить, немного повеселиться, — сказал командир.

— До вашего разрешения никто не курил, — заметил я.

— Уж такой порядок в полку ввел полковник Шестаков. Даже после напряженного боевого дня все летчики собираются в столовой и ждут командира. Летчики не курят, не выходят из столовой без его разрешения. Ведь благодаря этому выдержка тоже вырабатывается. Такого порядка я твердо придерживаюсь. А после ужина у нас бывает концерт самодеятельности. Прошу вас, товарищ Фомин, запевайте!

Заиграл баян. Фомин — адъютант третьей эскадрильи — запел сильным и приятным голосом. Летчики подхватили. Пели они песни собственного сочинения про бои над Ленинградом, про свою боевую жизнь.