Друзья детства - [12]

Он схватил его за штанину и попросил принести к тому же компот из рябой фасоли.

– Папиросы я тебе принесу, – кивнул небрежно официант, – а компот из рябой фасоли будешь требовать у своей бабушки. Тут ресторан, а не кухня для нищих.

Кива Мучник вынул папиросу и задымил, сильно при этом закашлявшись.

– Чего ты, дурачок? Кури, угощаю…

Я со страхом посмотрел на приятеля, на папиросы и пожал плечами. Да, только закурить мне не хватает. Во-первых, сегодня суббота. Кто же курит в субботу? Это большой грех. Отец увидит – убьет на месте. Я вспомнил, что в прошлом году, стоя возле иллюзиона «Корсо» в ожидании возможности проскочить туда без билета, я поднял на тротуаре окурок и закурил. Должно же было так случиться, что неожиданно появился отец; увидя, как я курю, он отвел меня в сторонку, снял с себя солдатский ремень с железной пряжкой, что привез с войны, и так мне всыпал, что я поклялся, сколько жить буду, не брать в рот этой гадости. А Кива меня теперь принуждает закурить. К тому же он мне за пазуху сунул две пачки папирос и сказал:

– Пусть лежат впрок. После еще закурим.

Кива сидел и курил, и я тоже. Неудобно ведь. Он старше меня и может за ослушание влепить затрещину. Боже, что я делаю? Совершаю один грех за другим. Пообещал отцу больше не курить и вот курю. Да еще и не в обычный день, а в субботу. За это, говорят, господь бог страшно карает. А я еще не искупил предыдущего своего греха, совершенного в прошлом году летом в такое же самое время.

Хотите, может быть, знать, что это был за грех, так послушайте.

В прошлом году наш отряд самообороны отправился в Жашков на борьбу с кулацкой бандой, которая орудовала там в окрестностях. Узнав, что наши ребята покинули городок, ворвалась сюда банда Стецюры – был у нас такой «деятель». Бродил с каким-то цирком и прославился французской борьбой на манеже. Но теперь решил создать в нашей округе самостоятельную республику, а покамест нападал со своей бандой на беззащитные местечка, грабил, убивал и пока что пренебрег своей благородной цирковой профессией.

Собрались на совет наши бендюжники, грузчики, мастеровые и вынесли единодушное решение: вступить в бой. Достали несколько винтовок, остальные вооружились оглоблями, ломами, топорами. Банду прогнали.

Три дня мы не ходили в хедер, который временно помещался в коммерческой синагоге, ибо нашу школу бандиты сожгли дотла.

На четвертый день мамы нас все же выдворили, отправили на учебу. Довольно, значит, ребятки, бить баклуши. Пора и за книжки браться. И к тому же хватит матерям надоедать – просить кушать.

Иду не торопясь в хедер, а по дороге заглядываю в сожженный дом заезжего двора и в канаве вижу – о, какое счастье! – карабин!

Осмотрел я его со всех сторон, осторожно поднял, вытер полой папиного пиджака грязь, затем сунул карабин под полу и шагаю радостный и счастливый в хедер.

Не иду – лечу, как на крыльях. Шутка сказать – такая находка! Найдя миллион, я бы так не обрадовался, как этому карабину! Кто мне теперь равен? Как мне мальчишки будут завидовать, когда покажу им, что у меня спрятано под полой!

В полуподвальном помещении синагоги, напоминавшем живую могилу, за небольшим столиком дремал Даниил Шток, старенький ребе в ермолке, с большой седой бородой, а поодаль сидело с десяток ребятишек и бубнили что-то из священного Талмуда. И было довольно-таки шумно, а ребе беспробудно дремал. Я пробрался на цыпочках, чтоб старик меня не увидел и не надрал уши за опоздание, сел в последнем ряду, под оконцем. Тут я вынул свою находку и стал ее рассматривать.

Сразу же подсели ко мне ребята, оставив священную книгу, и уставились на мой карабин. Расспрашивали, настоящий он или игрушечный, стреляет или не стреляет.

Вот какие дурные: задавать такие смешные вопросы? Конечно, настоящий. Небось во время бегства бандиты потеряли.

Старик Даниил Шток вошел во вкус и начал храпеть. С этой стороны опасность нам не угрожала, и можно было внимательно рассмотреть мою находку. Меня окружили ребята со всех сторон и завистливыми глазами глядели на мой карабин. Нашлись охотники откупить его у меня за дюжину пуговиц, за скудный завтрак, что мать дала ссобой, за картуз. Но нет! Никому не продам свое оружие! Ни за какие деньги! Оно мне пригодится. Если бандиты снова нападут, я выберусь с этим карабином на крышу и перестреляю всех до единого.

Я так глубоко вник в свои планы использования карабина, что позабыл обо всем на свете и не заметил, как нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, который потряс всю синагогу. Стекла окон посыпались. Ребят, стоявших и сидевших вокруг меня, как ветром сдуло. Старик ребе от страха и неожиданности свалился на пол.

Только через несколько минут он пришел в себя, посмотрел, все ли ребята целы. Подошел с опаской ко мне, хотел было схватить за ухо, но, увидев прислоненный к стенке карабин, из дула которого вился дымок, остановился и Дрожащим голосом закричал:

– Что ты, байстрюк, мне сюда притащил? Ты же мог меня убить! Пуля пролетела мимо моего уха. До сих пор в голове шумит. Глянь, молитвенник прострелил. Вот видишь черную дырку, дурная твоя голова? Что ты натворил, сукин сын, бандит! Ну что мне с тобой делать? Испортил священную книгу. Грех великий падет на твою дурную голову! И ты этот грех не искупишь восемнадцатью молитвами. Будешь наказан богом. Немедленно убирайся отсюда со своей пугалкой. И без отца не приходи! Убирайся вон отсюда!