Друзья - [7]

— И ты терпел?

— Что значит «терпел»? Дрался с ними, но что я могу против целой оравы!

— Ну теперь ты не один! — произнес Имре, и пальцы его сжались в кулак. — Пусть только кто-нибудь посмеет тронуть тебя.

Уже стемнело, когда Имре отправился домой. У калитки он сказал Миклошу:

— Не провожай меня, я дорогу знаю.

4

Жига Балла и его жена тем временем обыскали все окрестности и буквально валились с ног от усталости. Ирма предложила сообщить в полицию о пропаже мальчика, но Балла отмахнулся:

— Не сходи с ума! Придет, куда он денется! Нечего шум подымать.

Но жена никак не могла уняться. Все повторяла:

— Какой ужас, какой ужас! И зачем мы только взяли в дом этого мерзавца, почему не отдали его в сиротский приют? Теперь из-за него голова пухнет. Ну пусть он мне только попадется!

— Довольно, — прикрикнул на нее Балла. — Что это ты себе позволяешь, черт побери?! Я не допущу, чтобы сын моей сестры воспитывался в сиротском доме.

— Уж лучше бы взяли к себе Ферко. Ну, да ладно, я сделаю из этого негодяя порядочного человека. Всю дурь из него выбью. Пусть только появится. Он этот денек надолго запомнит.

Жига Балла как вкопанный остановился у стола.

— Выслушай меня внимательно, Ирма, и хорошенько запомни, что я тебе скажу. — Голос его звучал решительно и твердо. — Ребенок этот — не твоя собственность. Здесь все принадлежит тебе. Дом, хозяйство. Но не этот паренек. Если я узнаю, что ты хоть пальцем до него дотронулась…

Ирма не дала ему договорить. Ее красивое лицо побагровело от ярости.

— Ну, и что тогда будет? — с вызовом спросила она. — Может, ты меня изобьешь? Думаешь, я тебя боюсь, ничтожество?!

Жига усмехнулся. Наконец-то появилась возможность хоть чуть-чуть отплатить ей за все унижения. Он шагнул к ней.

— Да, я — ничтожество. Это верно. А знаешь, кто ты? — и бросил прямо в искаженное гневом лицо: — Ты — сучка бесплодная! Потому-то и ненавидишь детей! Зачем тебе богатство? Кому все достанется, когда ты сдохнешь?!

Ирма побледнела.

— Ты еще пожалеешь о своих словах, — отчеканила она с ненавистью. — И очень скоро.

Жига Балла, не обращая внимания на ее слова, выскочил из дома и направился в корчму дядюшки Йожефа, чтобы залить свое раздражение вином. Идя по улице, он ни разу не оглянулся, поэтому не заметил, что именно в это время в калитку вошел Имре.

Мальчик двинулся прямо в свою комнату. Собака, сидевшая на цепи, при его появлении залилась лаем. Ирма вышла во двор и увидела, что в комнатенке мальчика зажглась лампочка. В этот момент из коровника выглянула сорокалетняя служанка Рози. Это была изможденная женщина с небольшим горбом.

— Выходит, вернулся малый, — заметила она и показала на освещенное окошко. — Хозяин из дома, а он в дом.

Ирма смерила ее холодным взглядом:

— Занимайся своим делом.

— Иду, иду, хозяйка! Мне что, мое дело маленькое.

Ирма вошла в комнату к мальчику. Он в это время сидел за столом и готовил домашнее задание. Перед ним были разложены учебники и тетради. Он скосил на тетку глаза, но даже не встал со своего места.

— Где ты шлялся? — выдавила Ирма, дрожа от злости. Она поправила блузку в цветных узорах, застегнутую на все пуговицы до самой шеи.

— Нигде.

— Встать!

Имре подчинился. Он плотно сжал губы и смотрел Ирме прямо в глаза.

— Где ты шлялся?

Мальчик тяжело вздохнул, но промолчал.

Тут Ирма окончательно потеряла контроль над собой: она изо всех сил ударила мальчика по лицу. И хотя острая боль обожгла его, он продолжал стоять так же молча и неподвижно. Его упрямство подлило масла в огонь. И без того взбешенная, женщина словно лишилась рассудка и принялась колотить подростка что было мочи. У Имре из носа потекла кровь, но он так и не издал ни звука и не шелохнулся. Кровь медленно стекала с подбородка и капала на рубашку. И поразительное его спокойствие охладило пыл впавшей в истерику Ирмы. Внезапно она поняла, что не представляет, как вести себя дальше, почувствовала себя совершенно беспомощной. Ею овладело беспокойство. Этот избитый ребенок победил и унизил ее. Растерянная и обессиленная, стояла она посреди комнаты, потом, махнув рукой, выскочила за дверь. Через несколько минут в комнату прошмыгнула тетушка Рози. Горбатая служанка с жалостью смотрела на все еще неподвижно стоящего Имре, на его окровавленное лицо. Рози налила в таз воды из кувшина и ласково, по-матерински запричитала:

— Ах, бедный ты мой сиротинушка, как же тебя отделала злая баба. Ну, иди сюда, голуба моя. Ничего, отольется ей. Недаром говорят: кто на сироту руку поднимет, у того она отсохнет. Иди ко мне, звездочка моя. Тетушка Рози сейчас тебе пособит, и все у нас будет хорошо. Ну, иди сюда.

Она подвела мальчика к умывальнику, успокаивая и утешая его. И тут Имре расплакался. Забота тетушки Рози напомнила ему о матери.

— Рубашку грязную снимем, вот так, тихонечко. Тетушка Рози сейчас застирает ее. Ну-ка, наклонись, голуба моя. Лицо твое посмотрим.

Она осторожно стала смывать с лица мальчика кровь.

— Больно? Потерпи немножко, сейчас все пройдет.

Чтобы остановить кровотечение, тетушка Рози уложила Имре на кровать и накрыла ему переносицу мокрым носовым платком. Имре лежал, рассматривая в полумраке потолок. Он ощущал какое-то странное умиротворение, почти счастье. Как хорошо, что он выдержал, не проявил слабости. Отец всегда говорил: воистину силен не тот, кто бьет, а тот, кто не сгибается под ударами. Он был бы доволен. Жаль, Миклош не видел. Ну да ладно! Главное, что Имре пролил свою кровь ради их дружбы. А это уже не пустяк.