Друзья - [145]

— Все эти «безобразия» высосаны из пальца. Статья, опубликованная в газете, состоит из заведомого вранья и подтасовок.

— Ну, знаешь! Я никому не позволю в таком тоне отзываться о партийной прессе. Даже собственному брату. Так что будь добр выбирать выражения.

— Я не о партийной прессе говорю, а об этой пресловутой статейке. И готов засвидетельствовать, что она полна самой гнусной клеветы.

— Как главный редактор я несу полную ответственность за каждое слово, опубликованное в газете.

Маклари тихо заметил:

— Напрасно вы так, товарищ Давид. Как бы я ни осуждал Залу, но что касается статьи, я полностью согласен с Имре.

— Я повторяю, — произнес Ференц Давид. — Уже не говоря о том, что я несу полную ответственность за любую публикацию, я готов подписаться под каждым словом этой статьи. Я сам лично разговаривал с девушкой, с Зоннтагом, с тетей Ирмой.

Имре отмахнулся:

— Не надо про нашу тетушку. Знаю я ее.

— Мне она никогда не врет, — сказал Ференц Давид. — И потом, ты ведь тоже разговаривал с Анико. И разве не ты сказал, что Зала в пьяном виде способен?..

— Помню, помню. Но Миклош утверждает, что в тот день он вообще не пил.

— Это делает его проступок еще более тяжким, — заявила Вики. — Я понимаю, что вы в трудном положении, поскольку Зала ваш друг. Одного только не понимаю: как можно дружить с человеком, который способен так поступить с несовершеннолетней девушкой?

— Но ведь этот факт не доказан.

— Правильно, — кивнула Вики. — Для того мы и здесь, чтобы это доказать.

— Вот мы тут без конца толкуем о проступке Залы, — сказал Имре, — а о приписках и о растратах и слышать не хотим. А ведь это установленный факт. И Шаллаи об этом знает. Я с ним разговаривал по телефону.

— Похоже, что ты просто хочешь выгородить своего дружка, — заметил Ауэрбах. — Ирен памятью матери поклялась, что ни о чем подобном не слышала. Все это выдумал Зала.

— Зала, кругом Зала, — вздохнул Имре. — Все плохое — дело рук Залы.

— Извините, — подал голос Маклари. — Хотя Каплар меня на это и не уполномочивал, я провел небольшое расследование, опираясь на факты, изложенные в докладной Залы. — Он раскрыл свои записи, надел очки и тихо, но очень убедительно повел речь о том, что за последние три года группа мошенников обманным путем получила почти полтора миллиона форинтов за ту продукцию, которую она произвела только на бумаге. В каждую смену около тридцати работниц регулярно участвовало в этой афере. Весьма странным образом выглядит заявление Борбаша о том, что никакого перерасхода средств на фабрике не было. Не хотелось бы ни на кого думать, но создается впечатление, будто главный бухгалтер Борбаш явно пытается от кого-то отвести подозрения.

«Конечно же от Ирен Ауэрбах, — подумал Имре. — Они ведь родственники».

А Маклари, словно предупреждая его вопрос, заговорил о том, чем же объяснить пассивность других работников. Неужели они даже не догадывались, что творится у них под носом? А если знали, то почему молчали? Все дело тут, несомненно, в Ирен Ауэрбах. Ведь ни для кого не секрет, что она принадлежит к самому тесному кругу друзей директора фабрики. Она ни от кого не скрывает этого, наоборот, при случае всегда старается подчеркнуть, не прямо, конечно, а так, вскользь, намеками. Известно и то, что у нее прекрасные отношения с Балинтом Чухаи. Простые рабочие, зная об этом, естественно, делают вывод, что мошенничество, происходящее у них на глазах, творится с ведома вышестоящих инстанций, а потому и жаловаться бесполезно. Сам собой напрашивается вопрос: каким образом все-таки фабрика выполняла план? Тут есть масса способов. Тысячи сверхурочных часов, коммунистические субботники и тому подобное. В результате честные труженики вкалывали в поте лица, выполняя двойную работу — за себя и за жуликов.

У Вики разболелась голова.

— Ужасно запутанная история, — сказала она. — Все это ни в какие ворота не лезет. Тут надо основательно разобраться. Я должна посоветоваться с товарищем Мартоном, а потом мы опять вернемся к этому делу.

Все, кроме Шандора Ауэрбаха, согласились с Вики. Женщина попросила Маклари поехать с ней в обком и там рассказать о результатах своего расследования.

Когда братья остались вдвоем, Ференц поинтересовался, что же Имре теперь собирается делать. Ференц Давид любил Ирен и сейчас боролся за ее спасение. Слова Маклари потрясли его. Он подозревал, что у Ирен рыльце в пушку, но и в мыслях не держал, что она может стоять во главе шайки мошенников. Нет, нет, ему не хотелось в это верить. Необходимо любыми способами исключить ее из числа подозреваемых. И вообще замять всю эту историю с приписками. Ведь их газета печатала такие восторженные дифирамбы фабрике, что это не осталось незамеченным и в Пеште. О ней написали даже в «Народной свободе». А сейчас придется идти на попятный. Нет, такой поворот дела Ференца Давида не устраивает. Надо образумить Имре, разлучить его с Залой. Но как? Если он и после ультиматума жены продолжает защищать Залу… Черт возьми!

— Так что же ты все-таки собираешься делать?

— То, что предложил Миклош. Доложить министру. В обход Каплара. Поскольку с ним общего языка нам не найти. Он заинтересованное лицо в этом деле.