Друзья - [120]

Ева уже накрыла на стол. Собственно говоря, это был холодный ужин: ветчина, салями, сыр. Ева тщательно следила, чтобы муж не располнел, ибо он был склонен к этому. Возле стола на маленьком передвижном столике стояли напитки: палинка, коньяк, мартини, вино, пиво. Имре почувствовал, что надо выпить для храбрости.

«Да, — подумал он, — легко, разговаривая по телефону, быть смелым и решительным. А каково вот так, с глазу на глаз?» Когда он видел прямо перед собой ее красиво очерченный рот, изящную шею, густые волнистые волосы, высокую, вздымающуюся под блузкой грудь, твердость духа вмиг покидала его.

— Ты не выпьешь? — спросил он, наливая себе палинки.

— Нет, — ответила Ева. — Но ты выпей. — Она намазала хлеб маслом, положила сверху два тонких кусочка ветчины и с аппетитом принялась за еду.

Имре отрезал копченого сала и стал неторопливо жевать, думая о своем.

— Что означает твой утренний звонок? — осведомилась Ева. — Я уже испугалась, не спятил ли ты.

Имре чуть не подавился.

— Что значит «спятил»? Разве я что-нибудь неясно сказал?

— Ты нес какую-то ахинею. Чтобы я приняла успокоительное и чтобы продала драгоценности или шубу. Что за блажь тебе взбрела в голову?

— Радость моя, — сказал Имре, — ты меня разыгрываешь или просто валяешь дурака?

Ева улыбнулась:

— Ни то, ни другое. Налей-ка мне пива.

Имре открыл бутылку пива, налил себе и Еве.

— Знаешь что, — сказал он, — давай не будем играть в прятки. Попробуем поговорить серьезно и откровенно.

— Давай. Но ты все-таки ешь. Одно другому не мешает.

— Ева, ты злоупотребляешь тем, что я тебя очень люблю.

Женщина отложила бутерброд, глаза ее светились радостью, когда она взглянула на мужа.

— Ты меня так обрадовал, — сказала она с чувством. — А я уж думала, что ты меня разлюбил и мне нечем больше злоупотреблять.

Имре понимал, что Ева дурачится. «Ну, ничего, — подумал он, — сейчас у нее пройдет охота паясничать».

— Ты брала у тети Ирмы сорок тысяч форинтов?

— Брала.

— Зачем?

— На мебель.

— На какую еще мебель?

— Ну, на ту югославскую стенку, которая тебе так понравилась. Помнишь?

— И где же она, если ты ее купила?

— В магазине, на складе. А еще я заплатила за финские кожаные кресла, которые тебе тоже понравились.

— И они на складе?

— Потрясающе, до чего ты сообразительный.

— И все это тебе обошлось в сорок тысяч?

Ева замотала головой:

— Какое там! Ровно в восемьдесят. Эти кресла продавались в комплекте с дубовым обеденным столом, шестью стульями и буфетом…

— Значит, восемьдесят тысяч. — Имре залпом выпил стакан пива.

— Да. Сорок я взяла у тети Ирмы, двадцать — у Ирен и еще двадцать — у дяди Пали Зоннтага.

У Имре поплыли круги перед глазами. Боже праведный, он должен вернуть восемьдесят тысяч форинтов! Да, ничего не поделаешь, отдавать придется. И все же он на что-то надеялся. На что? Трудно сказать. Наверно, на то, что это всего лишь глупая шутка. Может быть, Ева просто испытывает его терпение?

— Я знаю, что ты на меня сердишься, — сказала Ева. — Но поверь, я не могла поступить иначе. — Заметив, что Имре побледнел и на лбу у него выступил пот, она встревожилась: — Тебе плохо?

— Ничего, — тихо ответил он. — Ну, продолжай. Почему же ты не могла поступить иначе?

— Сейчас объясню. — Ева закурила. — Видишь ли, во-первых, о такой мебели можно только мечтать. Она бывает-то раз в год по обещанию. И потом, нам она досталась за полцены. То есть это уцененный товар.

— Как так — уцененный? Ты что же, отдала столько денег за какую-то старую рухлядь?

— Да нет, ты меня не понял. Это новая мебель, просто Шандорка…

Имре взорвался:

— Шандорка? Какой еще, к чертовой матери, Шандорка? Что за Шандорка у тебя появился?

Ева бросила на него ледяной взгляд:

— Если ты собираешься устраивать мне сцены, я сейчас же сяду в машину и уеду к родителям.

— Кто такой Шандорка?

— О, господи, ну что ты за бестолочь! Я говорю про Шандора Ауэрбаха.

— Этот бегемот для тебя Шандорка?

— Ну, хорошо, пусть будет Ауэрбах. Ты мне дашь, наконец, закончить? — Имре кивнул. — Словом, Шани, то есть Ауэрбах, договорился с приятелями, чтобы мебель, которую выберем мы с Ирен, уценили. Я сказала, что у меня все равно сейчас нет денег, но меня успокоили: мол, достать деньги — не проблема.

— Поди, Ирен успокоила?

— Нет. Ты будешь смеяться. Тетя Ирма, которую ты так ненавидишь. Мы как раз у нее сидели. Там был и бегемот Ауэрбах. И дядя Пали. Они говорили, что фамилия Давида — это залог, под который можно дать любую сумму. Ирен тут же пообещала дать двадцать тысяч. Потом и тетя Ирма и дядя Пали предложили деньги. Я их сразу предупредила, что не скоро отдам, что нам еще надо отдать ссуду в сберкассу. А они говорят, неважно, мол. Фабрике скоро присвоят звание передового предприятия, и Имре перепадет приличная премия…

Имре закрыл глаза, глубоко вздохнул:

— Несчастная, знаешь, что ты наделала? Ты бросила меня на съедение этим шакалам. И теперь они в любой момент могут меня сожрать. Ева, пойми, мы не получим и ломаного гроша. Фабрика не станет передовым предприятием.

— Перестань! Я утром разговаривала с Фери. Он сам мне звонил, просил переговорить с тобой. Чтобы ты не портил жизнь ни себе, ни мне. Фери сказал, что готов оказать тебе любую поддержку. Фери сказал, что он все устроил, чтобы вы получили это звание.