Другой путь - [49]

Я смотрел на море под собою и тихо свирепел. Я из шкуры вывернусь, но не допущу такого будущего для своей страны!

Перелет был короток — всего три с половиной часа, и почти все время проходил над Мексиканским заливом, о чем мне сообщил приткнутый в спинке переднего кресла журнал.

Когда мы оказались над сушей, едва ли не сразу стало заметно, как под нами вздыбилась горами земля. Небо было безоблачным и прозрачным, и вид открывался сказочный — длинная полоса побережья с частыми песчинками поселений, собравшиеся гигантскими складками горы, покрытые выгоревшей растительностью.

Мехико поражал своими размерами: мне показалось, что мы летели через него едва ли не полчаса. Он расползся по горам гигантским малоэтажным спрутом, истыканным иглами высоких дымящих труб.

Аэропорт, к моему удивлению, оказался расположен едва ли не посреди города: прямо вокруг него повсюду виднелись жилые дома, улицы, магазины, пробки на перекрестках, редкие пальмы. Все было какого-то невзрачного пыльно-желтого цвета, и только небо — пронзительно-синее.

Вопреки ожиданиям, высота в две с лишним тысячи метров над уровнем моря, на которой располагался Мехико, никак не отразилась на нашем самочувствии. Опасения Захара, что ему не хватит воздуха для дыхания или внутреннее давление разорвет его в клочья, высказанные перед выходом на трап, оказались надуманными.

Нас встретил седой креол неопределенного возраста. Такому можно легко дать и тридцать лет и шестьдесят. И при этом непременно ошибиться. Назвался он Альваресом. На очень медленном и правильном английском он объяснил нам, что должен забрать у нас прежние документы и отдать новые.

Все три часа до нашего отбытия он пробыл с нами — словно и не было у работника аэропорта никаких дел, кроме сопровождения двух туристов. Он постарался рассказать все о своей стране: от революций и двух мексиканских императоров до состояния футбольной сборной, чем изрядно развлек Захара. Я же, напряженный и собранный, никак не мог успокоиться и пропустил его болтовню мимо ушей. Не успев побыть финном, я скоро стану американцем и должен буду пробыть в этой роли достаточно долго — это давило на нервы. К тому же сразу после посадки самолет немножко тряхнуло: как объяснил Альварес, землетрясения в этой части страны случались по нескольку раз ежедневно, но очень редко они вызывали какие-либо разрушения. Мне же, помнившему по рассказам старших разрушенный Ташкент и Газли, каждую минуту грезились провалы в земле и падающие здания.

Словом, когда нас поднял в небо «Clipper Mexicana» — «Боинг-737» в раскраске Pan Am, меня уже сильно колотило — до дрожащих рук, и Захар почти насильно заставил меня выпить таблетку успокоительного. Я уснул. Чтобы проснуться уже на американской земле, где буду изо всех сил стараться ухудшить ее будущие перспективы.

Глава 8

— Эй, парни, как вы смотрите на то, чтобы выпить сегодня вечером пива? — так спрашивал нас каждый день дядя Сэм, на ранчо которого неподалеку от Франкфорта мы расположились, став для его соседей двумя племянниками с Аляски.

Такое предложение звучало от Сэмюэля Батта очень часто, и мы уже совсем не удивлялись размеру его отвислого брюха, штанам, в которые легко могли поместиться вдвоем, трем подбородкам и постоянно потному лбу.

Накануне нашего приезда ему исполнилось пятьдесят пять лет, был он одинок: недавно похоронил жену, а сын погиб во Вьетнаме в последний год пребывания там американцев. Еще где-то в Сиэтле жила старшая дочь, но отношения с ней испортились по причине сильных политических разногласий. Все дело в том, что раньше Батт жил в Нью-Йорке, держал небольшой бар на двадцать третьей улице и был коммунистом. Да и как не быть коммунистом, если над твоим заведением находится штаб-квартира американской коммунистической партии, а за столами в баре постоянно сидит десяток-другой идейных борцов с капиталом? Вот и Сэмюэль Батт проникся учением товарища Маркса и даже когда-то давно был лично знаком с Гэсом Холлом — главой коммунистов США! А теперь время от времени оказывал содействие старым единомышленникам.

Поэтому, когда его попросили ненадолго приютить у себя двух парней, он не стал отказываться — переносить одиночество в его возрасте, если никогда прежде не жил один, достаточно сложно.

Батт уже четыре года как отошел от политической активности — вместе с Моррисом Чайлдсом, доверенным лицом которого был. Он часто с восхищением рассказывал о своем боссе, весомом человеке в КП США, двадцать лет мотавшимся по миру в поисках финансирования для своей партии. Все успехи коммунистов в Штатах Батт связывал с деятельностью этого человека, убедившего лидеров из Москвы и Пекина вложить в развитие американского коммунистического движения десятки миллионов долларов. Но после того, как восьмидесятилетний Чайлдс сообщил товарищам, что к нему подбирается ФБР, ему было рекомендовано уйти на пенсию. Вслед за ним отошел от активных дел и Сэмюэль Батт.

Я не стал говорить добродушному толстяку, что Моррис Чайлдс, второй человек КП США, ее «министр иностранных дел» и по совместительству «министр финансов», пользующийся безусловным доверием Суслова и Пономарева, двадцать лет был агентом ФБР, вводящим в заблуждение коммунистов по обе стороны океана. Это лично ему в руки передавал деньги Павлов.