Другой путь - [23]

— Так вы нас за сексотов принимаете? — Захар возмутился и даже привстал со скрипнувшего стула. — Мы комсомольцы, между прочим!

К чему это он про комсомольцев?

— Мы к вам трое суток добирались! — продолжал негодовать мой друг. — А вы: «проверка, кураторы»! Вы понимаете, что вы теперь единственная наша надежда? Если мы с вами не найдем общий язык, всей стране будет плохо! Вы это понимаете?

— Вон! — показал пальцем на дверь хозяин. — Пошли оба вон!

Увлекшись своим повествованием, я совсем забыл про необходимость «заглядывать» в ближайшее будущее и теперь безнадежно упустил инициативу.

— Ну нет, старая калоша, ты будешь меня слушать! — Я сам не заметил, как в приступе ярости ухватил старика за горло и подтащил вместе со стулом, в который он судорожно вцепился, к стене, и от удара спинкой стула по ней на пол упали несколько фотографий в рамках. — Ты не только выслушаешь меня, сморчок, ты научишь нас!..

Наверное, только внезапность нападения ошеломила Валентина Аркадьевича и не позволила сразу ответить адекватно, но с моим последним словом пришла пора удивляться мне: я как-то отстраненно отметил его руки, скользнувшие с моих ладоней вниз. И в то же мгновение он выгнул спину колесом, прижал подбородок к груди, срывая мой захват, и из положения «сидя» пробил мне в корпус быструю серию.

Он поймал меня на выдохе, а вдохнуть я уже не смог — стало так больно, словно в грудь мне запихали свежезапеченного ежа — горячо и колюче. Комната как-то странно отодвинулась далеко, и стены понеслись вверх. Я упал щекой на половицу и через секунду заметил свалившегося рядом Захара — похоже, он тоже пытался одолеть старого финансиста. Какое-то время мы скрипели зубами, выясняя — у кого это получается громче, потом Захар хрюкнул и просвистел горлом.

А над головами раздался голос с хрипотцой:

— Ладно, хлопцы, я вам верю. Таких олухов ко мне бы не прислали. Вставайте, будем чай пить.

Спустя полчаса, когда мы, наохавшись, стеная и едва не плача от осознания того, что двух взрослых обломов играючи избил какой-то пенсионер, восстановили дыхание и развесили по местам упавшие фотографии, нам налили еще по одной чашке чая.

— Значит, Сережа, моя внучка, твоя несостоявшаяся жена, привела тебя ко мне?

Я молча кивнул, не желая расстраивать старика подробностями.

— Что ж, наверное, бывает и так.

Опасливо косясь на боевого деда, Захар потянулся за сахаром. Валентин Аркадьевич улыбнулся, понимающе хмыкнул и сам насыпал Майцеву две ложки в стакан.

— Значит, молодежь, страну, что я строил, вы благополучно просрёте? — мягким голосом осведомился Изотов. — Да и правда, зачем вам она, если вы такие лопухи?

— Где вы так научились людей лупить? — невпопад спросил Захар.

— Да уж, были университеты, — ушел от прямого ответа старик. — К делу это не относится. Так чего вы от меня хотите? Я уже старый, мне спасать мир поздно.

Захар посмотрел на меня; взгляд его выражал простую мысль о том, что если бы он был в такой же форме, как «старый» хозяин, он был бы счастлив уже сейчас — не дожидаясь наступления эры коммунизма.

— Ну, Валентин Аркадьевич, мы с Серым перелопатили такую гору литературы! Но так и не нашли места, на которое стоит воздействовать. Нам нужна помощь. Понимаете?

— Да уж, — расхохотался дед. — Еще бы вы что-то нашли в открытых источниках! Институты целые сидят, друг от друга данные шифруют и прячут, а вы, читая газетки, хотели что-то выяснить? По-вашему, они все зря свой хлеб едят? Даже в Госплане есть только примерное представление. Нет; хлопчики, оно, конечно, замечательно, что вы прочитали все эти нужные и полезные книжки. Только точно так же можно изучать интимную жизнь человека по учебнику биологии. Информация есть, но воспользоваться ею — невозможно.

— Зачем же они так статистику ведут?

— От шпионов защищаются, работу друг другу задают и срывают, инструкции соблюдают, много причин, выбирайте любую.

— Так вы нам поможете?

— Чем?

— Опытом, знаниями. Просто поймите, что делать-то что-то нужно! — Вот умел Захар говорить убедительно!

Но деда не убедил.

— Ребятки, а нужно ли это? За последние пятнадцать-двадцать лет наш Союз превратился в зловонную клоаку. Говорильня, писальня. Контора «Рога и копыта», а не страна. Может быть, я излишне много брюзжу, но я так же и вижу, что мы все больше скатываемся к мещанству. Достать мебельный гарнитур из карельской березы сейчас больший подвиг в глазах обывателей, чем вытащить ребенка из горящего дома! Это не страна, а помойная яма! Глядишь после этой, как ее… пере…

— Перестройки, — подсказал я.

— Ну да, после нее. Глядишь, и что-то изменится к лучшему.

— Я же вам рассказал — к чему все изменится.

— Молодо-зелено, — улыбнулся старик. — После революции стране понадобилось пятнадцать лет, чтобы прийти в себя. И было все — и банды басмачей, и голод, и трудовые подвиги Пашек Корчагиных, и НЭП и партийный раскол… Конечно, сильно помогли господа капиталисты, построили нам и заводы и электростанции, но эти господа кому хочешь помогут, если почуют для себя хорошую прибыль — хоть людоеду Бокассе корону изготовят, хоть Пиночету законную власть свергнуть. А Иосиф-то Виссарионыч тоже не дурак был — пока нужны были — с удовольствием использовал, стали мешаться и просить слишком много — послал подальше. Нужно было выйти на внешний рынок — привязывал рубль к доллару, когда появилась сила самому устанавливать правила на своем собственном рынке — привязал его к золоту. Специалисты какие были! Старая школа, которая одинаково хорошо владела и рыночной экономикой и плановой и использовала плюсы обеих. Да разве все расскажешь? Вон какую страну отстроили! А нынешние? Рабы программы. Ничего, кроме решений съездов, не видят. Наковыряют в носу на основе липовых рапортов свои решения, потом вроде как выполняют — выпускают мильоны горшков и танков. Ни то, ни другое стране не нужно. Вот я и думаю, что после этой вашей перестройки стране тоже какое-то время понадобится. Свыкнуться с новыми временами. С новыми правилами. А лес рубят — щепки летят.