Другой мир. Том 1 - [2]

То же самое можно сказать и о детской литературе. Многие авторы тяготятся своего звания и часто указывают «взрослые» произведения. Например, Анатолий Алексин заявлял (слушайте интервью в архиве радиостанции «Эхо Москвы»): «Я когда-то писал для детей, и некоторые вещи были популярны: «Саша и Шура», «В стране вечных каникул» и другие… Я не детский писатель, я писатель, который пишет о нерасторжимости детского и юношеского миров, – это главное в моем творчестве».

И вот уже современные блоггеры и литературные журналисты выискивают «недетскость» у любимых детских авторов. Например, блоггер, который ведет Живой Журнал под названием «Гавань флибустьера», так и озаглавил свой восторженный пост: «Владислав Крапивин – не детский писатель».

А какой? Если автор в основном пишет для детей?

«Нет, ну посмотрите, он же вот и это написал, и это не совсем детское», – говорят они.

Да, написал. Но это не отменяет того, что он сочинил для детей.

И вот уже читатели «оправдывают» своих кумиров. Пытаются снять «клеймо фантаста». Например, на одном форуме можете прочитать такое: «Мой любимый писатель фантаст Рэй Брэдбери, хотя у него есть и нефантастика».

К чему говорить об этом, если ты любишь Брэдбери за фантастику? Нефантастика его как-то возвышает?..

Примеров много – не хватит бумаги.

И такое разделение на серьезное и несерьезное наблюдается только в России.

На Западе есть современная литература, современные талантливые писатели. Метод, каким ты пишешь свои романы и рассказы, не делает тебя изгоем, не выбрасывает из общего литературного процесса.

Пару лет назад меня и Игоря Шайтанова пригласили читать лекцию на Фестиваль Науки юга в Ростовский государственный университет. Мы разговорились между делом, и вот что он мне сказал: «Недавно мы собирали Букеровский комитет и обсуждали, что делать дальше. Повернуться к читателю лицом или, как и раньше, идти по элитарному пути».

Кто не знает, Игорь Шайтанов, писатель, доктор филологических наук, председатель Российского Букеровского комитета.

Мое мнение – что господа современные литераторы заигрались в элитарность. Писатель без читателя – это как законы аэродинамики без атмосферы.

Смешно, что дяди и тети, у которых научные степени и грозди литературных премий, собрались, чтобы всерьез обсуждать такой нелепый вопрос. Еще нужно обсудить другие профессиональные вопросы (и даже создать в Госдуме постоянный комитет!), предлагаю повестку дня: стоит ли врачам лечить пациентов, нужен ли автомобиль водителю и в том же духе.

Поэтому у нас есть «безродные», так называемые «жанровые писатели», которых знают массы, и бойцы невидимого фронта, лауреаты премий, которых не читают. Абсурд.

Новое рождается на стыке жанров и методов, это прописная истина, и это то, что не любят российские крупные издательства. Точнее, их редакции, которые занимаются жанровой литературой.

Немного истории. Считается, что творчество Грина находится на стыке фантастики, детской литературы и традиционного романтизма. Часто в справочниках в статьях, посвященных научной фантастике, например, «Крысолов» Александра Грина стоит рядом с романами «Гиперболоид инженера Гарина» и «Аэлита» Алексея Толстого.

Фантастика не жанр, как думают многие, а просто творческий метод. Современным авторам нужно запомнить это и твердить как мантру. Итак, как же получилось, что фантасты стали стесняться своей сути?

Изначально советская научная фантастика была прогрессивным методом освоения будущей реальности, и после Октябрьской революции и Владимир Маяковский, и Илья Эренбург, и Валентин Катаев работали в этом направлении. Что уж тут говорить о Михаиле Булгакове и Алексее Толстом?

Однако тяготение фантастики того времени к романтизму сослужило плохую службу. В 1929 году Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП) издала программные статьи, анализ советской литературы последних лет. Сборник назывался «С кем и почему мы боремся». Во главу угла поставили поиск того, что мешает развитию прогрессивной пролетарской литературы.

Секретарь РАПП литературовед и критик Владимир Ермилов написал статью, которую назвал «Против мещанской красивости», там он назвал романтику сифилитической заразой, которую пролетарское творчество подхватило от разлагающейся Западной Европы. Коллеги по РАПП подняли на знамя яркий лозунг начальника. И теперь следовало, что мечтатели об иных мирах могут быть приравнены к контрреволюционерам: писатели-романтики должны либо изменить отношение к миру, либо исчезнуть из советской реальности.

«Буржуазии нужен романтизм, потому что действительность заставляет ее, эту действительность, фальсифицировать; нам не нужен романтизм, потому что нам не для чего приукрашивать, нам не для чего выдумывать «идеальную правду», зачем нам нужны символы? Наша действительность героична сама по себе», – это основной упор РАППовцев. Все это укладывается в мировосприятие того времени.

Я читал и более «интересные» высказывания. Например, в газете «Правда» от 1922 года автор пишет о том, что не стоит приговаривать преступников к большим тюремным срокам, потому что через несколько лет наступит время коммунизма, соответственно, преступлений и тюрем не будет. Поэтому не легче ли писать в приговоре «до наступления светлой эры коммунизма»? Нужно четко понимать мировосприятие того времени. Многие верили в то, что так и будет.