Другой барабанщик - [3]

– Вы все знаете эту историю не хуже меня.

– Да нет же, мистер Харпер, мы хотим услышать ее от вас еще разок! – Бобби-Джо обратился к взрослому мужчине как к ребенку, подпустив в свой голос слащавую интонацию. За спиной мистера Харпера раздался смех.

– Черт! Да мне плевать! Я ее расскажу, даже если вы не хотите слушать – просто назло вам! – Старик откинулся на спинку кресла-каталки и набрал побольше воздуху. – Но учтите, никто не утверждает, будто вся эта история – правда!

– Это чистая правда, правдивее не бывает! – Бобби-Джо затянулся сигарой и сплюнул.

– Хорошо. А теперь позвольте мне рассказать эту историю.

– Да, сэр! – Бобби-Джо произнес эти слова с преувеличенной учтивостью, но, обернувшись, не нашел одобрения в мрачных лицах людей. Мистер Харпер уже целиком завладел их вниманием. – Да, сэр! – На сей раз Бобби-Джо уже не кривлялся.

Как я уже сказал, никто не утверждает, что все в этой истории – чистая правда. Началось все одним манером, а потом, спустя какое-то время, кому-то или сразу многим взбрело в голову, что можно малость подправить правдивость событий. И подправили. От этого история стала куда интереснее, хотя в ней – половина лжи. Но какая же это история без толики лжи? Вот возьмите историю Самсона. Не все там правда, – то, что вы читаете в Библии. Просто люди решили, что если бывает человек чуть более сильный, чем большинство, то почему бы не придумать человека стократно сильнее прочих! Вот что, вероятно, и сделали здешние люди: взять того же Африканца – он, должно быть, был крупный и сильный, так почему бы не вообразить его гигантом и силачом?

Уверен: они просто хотели, чтобы мы его помнили. Но если подумать, то с чего бы нам вообще забывать этого Африканца, хотя все это произошло очень давно, потому что, как и Такер Калибан, Африканец работал на семью Уилсонов, а они были самыми важными людьми в наших краях. И в те времена люди любили Уилсонов куда больше, чем сейчас. Тогда прежние Уилсоны не были такими чванливыми, как нынешние.

Но речь не о нынешних Уилсонах. Речь об Африканце, которым владел отец нашего генерала Дьюитт Уилсон, хотя тот никогда на него не работал. Дьюитт просто им владел.

И вот, впервые Нью-Марсель (в ту пору город еще назывался на французский манер – Нью-Марсей) увидел Африканца поутру, после того как корабль с невольниками, на котором его привезли, бросил якорь в бухте. В те стародавние дни прибытие любого корабля было большим событием, жители сбегались в порт и приветствовали новоприбывшее судно. Идти до порта было недалеко, потому что в те дни город был не больше, чем Саттон сегодня.

Словом, невольничий корабль пришвартовался, убрали паруса, скинули сходни. И вот судовладелец, он же – владелец крупнейшего аукциона рабов в Нью-Марселе, – так сладко и так цветисто расхваливал свой товар, что мог продать однорукого, одноногого, полоумного негра за рекордную цену, – неспешно поднялся по сходням. Я слыхал, это был тщедушный малый, без намека на мышцы. У него были жуликоватые глаза, круглый нос – рябой, как гнилой апельсин, и он вечно ходил в старомодном синем костюме с кружевной накладкой на воротнике и в зеленом фетровом котелке. А за ним следом, шагах в трех, топал негр. Кто-то говорил, что это сын аукциониста от цветной женщины. Чего не знаю, того не знаю, но точно знаю, что этот самый негр своим видом, походкой и говором походил на своего хозяина. Та же фигура, те же хитрые глаза, и одет был точь-в-точь как тот – зеленый котелок и прочее, так что они оба выглядели словно фотография и ее негатив, поскольку у негра была коричневая кожа и курчавые волосы. Этот негр был у аукциониста и бухгалтером, и надсмотрщиком, и вообще всем, кем только можно. Итак, эти двое взошли на палубу, и пока негр оставался в сторонке, аукционист пожал руку капитану, который стоял на палубе и следил, как члены команды выполняют свои обязанности. Сами понимаете, в те времена изъяснялись иначе, чем сейчас, так что я в точности не скажу, что они говорили, но убежден, что-то вроде: «Приветствую! Как плавание?»

Но собравшиеся на причале люди заметили, что капитан выглядит неважно.

– Все хорошо, разве что у нас есть один строптивый мерзавец. Пришлось его посадить на цепь, изолировать от остальных.

– Давай-ка поглядим на него, – предложил аукционист. Стоявший за ним негр кивнул, что он делал всякий раз, как аукционист открывал рот, отчего возникало впечатление, что он – чревовещатель, а аукционист – его кукла, или наоборот.

– Не сейчас! Черт побери, я приведу его, когда выгрузим остальных черномазых. Потом мы все сможем его удержать. Черт! – Он поднял руку ко лбу, и тогда самые зоркие заметили темное маслянистое пятно на голове, точно кто-то плеснул туда машинным маслом, и он еще не успел его стереть. – Черт! – повторил он.

Ну, понятное дело, народ не на шутку забеспокоился, но не по причине простого любопытства, как обычно это бывало, но из желания увидеть того мерзкого смутьяна.

И Дьюитт Уилсон там тоже был. Он пришел не просто на корабль поглазеть и даже не рабов прикупить. Он пришел забрать свои напольные часы. Дело в том, что он строил новый дом за городом и заказал эти часы из самой Европы. Ему хотелось получить их как можно быстрее, а самый быстрый способ тогда было отправить их невольничьим судном. Он слыхал, что доставка груза невольничьим судном – это все равно что накликать семь бед на свою голову, но все равно, поскольку ему не терпелось заполучить эти часы, он выбрал именно такой способ. Часы находились в капитанской каюте: они были обложены ватой и запечатаны в коробку, а коробка уложена в ящик, обернутый для надежности тряпками. И вот он за ними и пришел, да прихватил с собой тележку, чтобы довезти их до дома и удивить жену.