Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - [30]
Монс сочинял стихи. В них содержится признание:
(Итак, любовь — моя погибель! Я питаю в своем сердце страсть, в ней будет причина моей смерти! Моя гибель мне известна: я дерзнул полюбить ту, которую должен был только уважать). (Либрович 1991: 32).
Некий донос открыл Петру глаза. 20 ноября 1724 г. он поужинал с Екатериной и Монсом, спросил, который час. Екатерина, посмотрев на подаренные мужем часы, ответила: «Девять часов». Петр, взяв у нее часы, перевел стрелку и сказал: «Ошибаетесь, 12 часов, и всем пора идти спать». Все разошлись, и через несколько минут Монс был арестован у себя в комнате. Когда его привели к Петру и Петр взглянул ему в лицо, в его свирепых глазах Монс прочел свою судьбу и упал без чувств. Он признавался без пыток. Имя Екатерины не фигурировало ни в вопросах, ни в ответах. Монса обвиняли только во взяточничестве. Он был приговорен к смерти и казнен на плахе.
Екатерина стойко переносила все. Французский посол Кампредон доносил во Францию: «Хотя государыня скрывает по мере возможности свое горе, но оно написано у нее на лице». В день казни Монса она безмятежно разучивала менуэт с княжнами. После казни царь велел заспиртовать отрубленную голову Монса и выставить ее в покоях императрицы. Они почти не разговаривали и не спали больше вместе. Каждый день царь бывал у Марии Кантемир. Только в январе 1725 г. состоялось примирение супругов. Царица долго стояла на коленях, вымаливая прощение. Это было за месяц до смерти Петра. Вот почему царь так долго колебался и не составлял завещания, откладывая передачу ей власти, казалось бы, подготовленную коронацией Екатерины. По сложившейся позже легенде, он только умирая решил написать слабеющей рукой, кому он все оставляет. Нацарапал «Отдайте все…» — и рука упала. Так и осталось неясным — кому. Если это и миф, то хорошо вписанный в историческую ситуацию.
Это Меншиков в решающие минуты поддержал кандидатуру Екатерины против других наследников.
8. Мин херц
Общеизвестно, особенно после романа Алексея Толстого и кинофильмов, что лучшим другом Петра — до гробовой доски — был Александр Данилович Меншиков (Порозовская 1895/1998), совершивший благодаря этой дружбе головокружительный взлет от мальчишки-пирожника до светлейшего князя и фельдмаршала, чей роскошный дворец и сейчас стоит на берегу Невы — одно из немногих зданий, сохранившихся от Петровской эпохи. Отец его был капралом Преображенского полка, конюхом и приторговывал среди солдат. Это его пирожки мог разносить Алексашка. Мать была, по-видимому, соблазнена капралом еще в девичестве, и грех закрыли свадьбой. Это видно из замечания царя Екатерине, которая не раз заступалась за проворовавшегося Меншикова: «Меншиков на свет явился таким же, каким живет век свой: в беззаконии зачат, в грехах родила мать его и в плутовстве скончает живот свой…».
Юноша, бойко торговавший пирожками, понравился Лефорту, и тот взял его к себе в услужение, а у Лефорта в 1689 г. он приглянулся Петру. Именно приглянулся, потому что кроме смазливой наружности у юного слуги не было ничего, что могло бы оправдать внимание царя. Алексашка, как его звали в юности, был моложе царя на год и отличался чистоплотностью и особенной элегантностью, необходимой для торговца вразнос. Он не получил никакого образования и всю жизнь оставался почти неграмотным. Письма диктовал секретарю и мог лишь вывести свое имя и одно — два слова. Совершенно непонятно его влияние на такого человека, как Петр, — столь ценившего образование!
Александр Данилович Меншиков
Но Меншиков был толковым, очень пронырливым и безусловно преданным слугой и очень скоро стал больше чем слугой. В 1693 г. он числился бомбардиром Преображенского полка. Ко времени Великого посольства был денщиком и спал у кровати царя. Он был самым доверенным исполнителем любого пожелания юного государя. Повсюду следовал за ним, как тень, под Азовом жил с ним в одной палатке. С 1700 года стал его домоправителем. Многие величали его уже Данилычем.
В сердце Петра он определенно занял совсем особое место. В письмах (с 1700 по 1703 г.) Петр называл его «мин херц» (сердце мое), «мейн херцхен» (мое сердечко) или «мейн херценкин» (буквально: дитя моего сердца, хотя и на ломаном немецком). Это не обращение к другу — так пишут к возлюбленным. Но это был, по-видимому, уже конец чисто любовной связи, после чего отношения перешли в тесно-дружеские и родственные. Через год Алексашка был уже «mein beste Freint» (мой лучший друг) или «мейн липсте камрат» (мой любимейший товарищ), а еще позже «min Brudder» (брат мой). Эти эпитеты царь не давал больше никому. Соответственно и Алексашка обращался к Петру запросто: «Мой господин капитан, здравствуй!» и подписывался просто именем, без льстивых добавлений, подобающих подданному, — как, скажем, унижал себя знатнейший боярин фельдмаршал Борис Шереметев: «наиподданнейший раб твой», «Ваш холоп Бориско».
