Другая правда. Том 1 - [27]

Петр смотрел на нее озадаченно, широкие брови чуть сдвинулись к переносице.

– Получается, что вор не должен сидеть в тюрьме? Или все-таки должен? Уж от вас-то я подобных рассуждений никак не ожидал, вы же столько лет ловили этих самых воров…

– Воров я не ловила, – со смехом поправила его Настя, – этим занимался отдел по борьбе с кражами и ОБЭП. Я ловила убийц и насильников. Выискиванием ошибок и злоупотреблений в работе следствия и прокуратуры я тоже не занималась, для этого существовали совсем другие службы.

– Вы уклоняетесь от ответа, – недовольным тоном заметил Петр. – Так должен вор сидеть в тюрьме или нет?

Она вздохнула, достала из сумки сигареты и зажигалку. Неужели она тоже была когда-то такой же, как этот молодой человек, и видела мир только в черно-белых красках? Наверное, была. Краски приходят с годами, по мере проживания и осмысления событий собственной жизни. Чем больше прожито, тем больше красок и оттенков, нюансов и полутонов.

– Хотелось бы, конечно, чтобы преступник был изобличен, осужден и наказан. Но в Уголовном кодексе предусмотрен учет смягчающих вину обстоятельств. И если мы готовы учитывать эти обстоятельства по отношению к преступнику, то логично было бы не забывать о них, когда мы говорим о следователях. Они – точно такие же люди, и у их поступков могут быть самые разные мотивы. О событиях девяносто восьмого года я вам рассказываю именно для того, чтобы вы как автор будущего художественного произведения могли представить себе хотя бы часть подобных мотивов. Вы прочли несколько страниц из многотомного уголовного дела, ничего не поняли, но эти материалы изучала ваша коллега, журналистка, и вы уверены, что взялась она за это не просто так, не из чистого любопытства, потому что почитать больше было нечего. И сделали вывод: коль старое дело заинтересовало журналиста, стало быть, с ним что-то не так, осужден невиновный. Следователи плохие и злые, прокуроры тупые, а человек за решеткой страдает ни за что. Правильно?

– Ну… В общем, да. Вы можете опровергнуть?

– Не могу. Но хочу сразу вас предупредить: выискивать доказательства ошибок следствия или фальсификации материалов дела я не буду. Вполне возможно, что по мере изучения материалов я и увижу что-то такое, что подтвердит ваше предположение. Но материалы у нас с вами неполные, фрагментарные, и делать какие-либо серьезные выводы на их основании нельзя. Свою работу я буду делать добросовестно, постараюсь научить вас читать документы и понимать их суть, чтобы в своей книге вы допустили поменьше ляпов и смогли грамотно цитировать формулировки, не путая постановления с ходатайствами и решениями, а протоколы со справками. Такую задачу поставила передо мной Татьяна Григорьевна, ее я и собираюсь выполнять. Никаких походов в архивы, никаких поисков тех, кто вел следствие или осуществлял оперативное сопровождение.

– Но почему, Анастасия Павловна?

В его темных глазах плескалось упрямство, смешанное с непониманием. Как, ну как ему объяснить? Тогда, в конце сентября девяносто восьмого, застрелился следователь, с которым Насте довелось несколько раз поработать. Через пару недель покончила с собой зампрокурора одного из административных округов Москвы. В течение четырех-пяти лет после дефолта в стране вырос и уровень самоубийств, и уровень смертности, это открытая статистика, никаких секретов. Но кроме статистики есть еще и жизнь, и в этой жизни – Настя Каменская помнила очень хорошо – намного чаще, чем прежде, звучали разговоры о чьих-то внезапных смертях. Инфаркты, инсульты, суициды… Всего сорок два года, какой ужас… Или пятьдесят один… Или тридцать девять… Конечно, есть вещи принципиальные, с этим она не спорит. Умышленно, из корыстных побуждений фальсифицировать материалы уголовного дела – плохо. Брать взятки – плохо. Осудить и отправить на пожизненное лишение свободы невиновного – плохо. Но пытаться выискать ошибки следствия, сделанные осенью девяносто восьмого, она не будет. Она, Анастасия Каменская, – кто угодно: лентяйка, трусиха, частный сыщик, дочь, жена, сестра, любительница тишины и одиночества, аналитик, может, еще кто-то. Но не судья. И тем более не судья своим коллегам, пусть и бывшим.

Она уже собралась было ответить, когда заметила, что выражение лица молодого журналиста изменилось, а взгляд метнулся куда-то за ее спину.

– Вот вы где! – раздалось приятное глубокое контральто.

Настя резко обернулась и увидела мужчину и женщину, пробиравшихся к ним мимо столиков.

– Петя сказал, что вы будете пить кофе где-то на Сретенке, – пояснила дама, протягивая руку. – Я – Алла Владимировна, можно просто Алла, покойная Ксюша была моей племянницей. А это Владимир Юрьевич, мой старый друг.

– Анастасия, – представилась Настя.

Ай да Петя! «Будете пить кофе где-то на Сретенке…» Выходит, он даже не сомневался, что она примет приглашение посидеть в кафе. Что, Алла Владимировна, пришли осуществлять контроль? Решили лично убедиться, что ваш Петенька действительно разбирается с материалами вашей любимой племянницы? Или вы пришли проконтролировать меня? Оценить, так сказать, профессиональный уровень нанятого вами репетитора по уголовному процессу?