Другая королева - [83]

Сесил останется моим другом, я уверена. Мы слишком давно друг друга знаем, чтобы предать; мы слишком давно привыкли сверяться друг по другу. Мы выкроены из одной ткани, Сесил и я. Он не назовет меня предателем и не отправит в Тауэр. Но что с моим мужем графом? Не уронит ли он Джорджа?

Должна сказать, знай Сесил наверняка, что Джордж примкнул к его врагам, он бы действовал тут же и решительно. И, должна сказать, я бы не стала его винить. Все мы, дети Реформации, скоры на защиту того, чего достигли, быстро берем то, что нам не принадлежит. Сесил не позволил бы старым лордам Англии сбросить его только по той причине, что он – слуга, а они – знать. И я не позволю. Это мы, по крайней мере, друг про друга понимаем.

Мой муж граф не понимает никого из нас. Его нельзя винить. Он дворянин, а не тот, кто сделал себя сам, как Сесил. Он думает, что ему достаточно просто что-то решить – и его намерение осуществится. Он привык поднимать голову и находить под рукой то, что ему нужно. Он не знает, как мы с Сесилом знаем с детства, что, если чего-то хочешь, надо денно и нощно работать. А когда получишь – денно и нощно работать, чтобы это сохранить. Сейчас Сесил денно и нощно трудится над тем, чтобы умертвить королеву Шотландии, казнить ее друзей и пресечь власть старых лордов, которые поддерживают Марию и ненавидят его.

Я напишу Сесилу. Он понимает, что дома, земли и состояние значат для женщины, которая выросла, ничего не имея. Он может благосклонно выслушать жену, которая просит о безопасности любимого мужа. Он может быть щедр к новобрачной, попавшей в беду. Но если я попрошу сохранить мое состояние, он поймет, что тут речь о чем-то большем, чем чувства, – о деле.

1570 год, январь, замок Татбери: Мария

Ботвелл, я получила твое письмо. Я знаю, что ты приехал бы, если бы мог. Я ждала тебя какое-то время, но теперь для меня все кончено. Вижу, для тебя тоже. Мы были отчаянными игроками, и мы проиграли. Я буду молиться о тебе.

Мари

Здесь так чудовищно холодно, так гадко, так убого, что я едва могу встать с постели по утрам. Старая боль в боку вернулась, и несколько дней я не могу есть, я даже не могу лежать в кровати, не плача от боли. Много дней идет дождь, ледяной слякотный дождь, и я вижу из своего жалкого окошка только серое небо и слышу бесконечное кап-кап-кап с крыш на грязь внизу.

В замке так сыро, что даже самый большой огонь в камине не высушит узоры сырости по штукатурке стен, и мебель моя начинает зеленеть от холодной плесени. Думаю, Елизавета выбрала для меня это место, надеясь, что я тут умру. Иногда я хотела бы, чтобы так и было.

Единственное, что вышло, как я хотела, это благополучное возвращение графа Шрусбери из Виндзорского замка. Я думала, ему тоже угрожает смерть; но Елизавета решила еще какое-то время ему верить. Лучше того, она решила оставить меня под его надзором. Никто не знает, почему так; но она тиран, она может поддаваться порывам. Думаю, когда она распорядилась о казнях, ее излишние страхи улеглись. Она не знает меры, никогда не знала, она присылала ко мне еще двух тюремщиков, изгоняла моих слуг и спутников, угрожала мне домашним арестом и арестом моего хозяина, а теперь она вернула меня под опеку Шрусбери и прислала приветливое письмо, осведомляясь о моем здоровье.

Его доставил Шрусбери, но он так бледен и измучен, что я едва не решила, что это указ о его казни. Он едва смотрит на меня, и я этому рада, потому что я укутана в пледы в кресле у огня, перекосившись, чтобы избежать боли в боку, и я никогда не выглядела хуже.

– Я остаюсь с вами?

Он, должно быть, услышал в моем голосе облегчение, поскольку его усталое лицо теплеет.

– Да. Похоже, меня простили за то, что дал вам встретиться с северными лордами, да спасет Господь их души. Но я получил испытательный срок как ваш опекун, меня предупредили, чтобы я больше не совершал ошибок.

– Мне так жаль, что я принесла в ваш дом столько бед.

Он качает головой.

– Ваше Величество, я знаю, что вы не хотели приносить мне беду. И знаю, что вы не стали бы затевать заговор против королевы-помазанницы. Вы могли хотеть свободы, но вы не угрожали ей.

Я опускаю глаза. Когда я поднимаю взгляд, он улыбается мне.

– Хотела бы я, чтобы вы были не только моим опекуном, но и советником, – очень тихо произношу я. – Я бы лучше справлялась, если бы за мной присматривал человек вроде вас.

На мгновение повисает тишина. Я слышу, как перекатывается бревно в камине, и вспышка пламени озаряет затененную комнату.

– Я тоже этого хочу, – очень тихо отвечает он. – Я бы желал увидеть, как вы станете прежней, как будете здоровы и вам ничего не будет грозить.

– Вы поможете мне?

Мой голос не громче треска огня.

– Если смогу, – отвечает он. – Если смогу, не теряя чести.

– И не говорите Бесс, – добавляю я. – Она слишком близкий друг Сесила, чтобы мне это ничем не грозило.

Я думала, он станет колебаться, ведь я прошу его стать моим союзником против жены. Но он бросается вперед.

– Бесс – его шпион, – говорит он, и я слышу в его голосе горечь. – Ее дружба с ним, возможно, спасла мне жизнь; но я не могу ее за это поблагодарить. Она его друг и союзник, его доносчик. То, что она ему докладывала, спасло меня. Его власть теперь в основе всего. Бесс всегда дружит с теми, кто могущественнее. Сейчас ее выбор – Сесил, хотя раньше был я.