Другая Элис - [30]

Мой брат Эндрю, застенчивый, умный, ласковый, не умел выражать свои чувства. Его пугала всякая болезнь. Он ходил вокруг меня, вздыхал и что-то бормотал себе под нос. Я знала, ему ужасно хотелось сказать, как он сочувствует мне, но слова застревали у него в глотке. Мне надо было бы помочь ему, но мне тоже было трудно.

— Что ты имеешь в виду? Как это — нет лечения? Почему они не знают причину? Что могут сделать доктора? — спрашивала Элен. Слава богу, что Элен была дома. Она как раз тот человек, который был мне нужен. Она крутила на пальце свое золотое колечко с зеленым камнем. — Это временная вещь, Эли. Может быть, ты проведешь этот год спокойно, но от Америки не отказывайся ни за что. Тебе ужасно больно, но все будет хорошо, обязательно будет, милая моя. — Она поцеловала меня в лоб. Я черпала силу из ее слов.

Папа молчал.

Мне хотелось проснуться. Ладно, хватит, шутки в сторону. В сотый раз я смотрела на свою правую руку. Это моя правая рука, моя правая ладонь, которой я подаю мяч со скоростью 90 миль в час, бью через корт виннеры закрытой ракеткой, получаю спортивные трофеи. В этой руке мое будущее.

Мне не хватало духу сказать друзьям-теннисистам о своей болезни. Когда я говорила о ней тренеру Петерсон, я смущалась, мне было стыдно. Артрит — это так негламурно. В моем представлении он подходит согбенной, старой леди, а не такой молодой девчонке, как я.

Мама написала Питеру, информировала его о моем диагнозе и о том, что я больше не смогу выступать за Южный регион. Мне было любопытно, какой будет его реакция?

Но больше всего меня беспокоил Билл. Что я скажу ему? Он знал, что я неважно себя чувствовала, но не знал о моих визитах в больницу. Он просто не поверит, что у меня серьезная болезнь.

— Ты должна сказать ему, — настаивала мама. — Я пойду с тобой. Мне все равно надо поговорить с ним.

— Нет, — резко ответила я. — Я должна поговорить с ним наедине. Сегодня я зайду к нему после школы.

Я шла к теннисному клубу и считала шаги. Увидела возле Пятого корта знакомый красный автомобиль Билла. Мои внутренности задрожали, словно спагетти на блюде. Думаю, он увидел меня, он что-то говорил, повернув ко мне лицо. Я могла делать вид, будто я чокнутая особа с плеером и ничего не замечаю и не слышу из-за наушников, я могла игнорировать его и пойти домой, но он замахал мне рукой.

— Привет, как дела? Лучше тебе? — спросил он.

— Да, — машинально ответила я. Ведь обычно так и отвечаешь: «Да, все нормально», когда на самом деле все просто ужасно.

Он открыл багажник машины, и мы сели на его край.

— Вообще-то, нет, не лучше. Мне надо поговорить с тобой, — пробормотала я.

— Конечно, выкладывай. — Он что-то записал в свой ежедневник. Мне показалось, что он был не слишком настроен меня слушать. Желтым маркером он подчеркнул какое-то число.

— Билл, пожалуйста, выслушай меня.

Он захлопнул тетрадь.

— Извини, я весь внимание, — с улыбкой приготовился он.

— Ты знаешь, что я неважно себя чувствовала в последние два месяца, только я не знала причину… э-э… так вот… я недавно была в больнице, и мне сказали, что у меня такая болезнь, которая называется ревматоидный артрит. Не знаю, слышал ли ты о такой болезни. Она поражает суставы.

Наступила долгая, неловкая пауза. Ну, скажи что-нибудь, пожалуйста!

— Я не верю этому, — сказал наконец Билл спокойным тоном. Он не глядел на меня.

— Этот диагноз мне поставили две недели назад. Надо было сказать тебе раньше, но…

— Нет, — взорвался он, — не может быть, чтобы такая классная спортсменка, как ты, заболела каким-то артритом. Ты у кого была? — рявкнул он. — Должно быть, они ошиблись. Ты показывалась другому врачу?

— Нет.

— Доктора тоже люди, им свойственно ошибаться. Они не знают тебя. А я знаю. Ты должна показаться еще кому-нибудь.

— Пожалуй, я так и сделаю, — сказала я, кивая.

— Я не доктор, но я знаю, что у тебя нет ревматоидного артрита. У тебя не может его быть. — Он вскочил, прислонился к ограде теннисного корта, повернулся ко мне спиной и крепко вцепился в проволоку. Я стояла, не зная, что сказать и куда ступить. Билл повернулся, захлопнул багажник и сел за руль. Мне очень хотелось, чтобы он сказал мне что-нибудь утешительное. — Покажись кому-нибудь еще, — резко сказал он, опустив стекло, повернул ключ зажигания и резко нажал на газ. Я растерянно смотрела, как он на большой скорости уносился от меня. Заходить в клуб мне не хотелось, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из знакомых.

Я не хотела больше никому говорить о своей болезни. Почему так разозлился Билл? Почему он не мог обнять меня, сказать, что все будет нормально? Возможно, меня и не надо утешать. Билл прав. Доктор Бакли мог ошибиться. У меня не может быть ревматоидного артрита.

Я повернулась, чтобы идти домой, но ноги сами понесли меня назад. Я вернулась к пятому корту. Пять лет я играла на этом корте… Пять лет жестких нагрузок… Все это время Билл был со мной рядом, тренировал меня перед турнирами, у нас были общие радости.

— Скоро я снова буду играть, — сказала я, коснувшись сетки. — Ничто меня не остановит. Ничто.

Начало мая. Я глотала болеутоляющие через каждые четыре-шесть часов и плохо спала. Я жила словно в летаргическом сне — никакой энергии. Слишком быстро надвигались июнь и июль, а с ними выпускные экзамены. Пожалуйста, кто-нибудь, нажмите на паузу. Я решила не откладывать экзамены. Не хотела, чтобы жизнь двинулась вспять. Я должна была их сдать.