Другая Элис - [11]

Когда я вошел в кухню, мама наливала жидкое тесто для блинчиков на сковородку. Стол был освобожден от коробок для непогоды и накрыт на двоих.

– А где Элис? – спросил я.

– Не знаю, мы с ней не говорили, – ответила мама, разрезая лимон на четыре части. – Но я видела ее в городе, когда уже собралась домой. – Мама нахмурилась. – Я ей помахала, но, похоже, она меня не заметила.

Я сел за стол. Мы посыпали испеченные блинчики сахаром, выжали сверху сок из четвертушек лимона и принялись за еду. Каждый кусок застревал у меня в горле, и, пытаясь проглотить, я отхлебывал чай. Никак не получалось избавиться от ощущения, что что-то неладно. Непохоже на Элис – уйти в субботу так рано и даже никого не предупредить, куда идет. И еще ее непонятное настроение прошлой ночью…

Жужжание рядом с тостером нарушило тишину. Мама подняла голову:

– Это телефон Элис. Странно, что она ушла без него.

– Как ты думаешь, с ней все в порядке? – спросил я.

– Когда я ее видела, все было прекрасно, – сказала мама. – А почему должно быть иначе?

Я пожал плечами. С мамой Элис была не так откровенна, как со мной. Я знал о ней даже то, что мама не знает и вряд ли узнает, ведь Элис взяла с меня обещание молчать. Иногда я гадал, хорошо ли это.

– Да так, просто. – Я посмотрел на телефон сестры. – Думаю, забыла по рассеянности.

– Ты уже решил, кого выберешь для Подобия? – поинтересовалась мама.

– Нет пока. Я надеялся, что Элис поможет.

– Хочешь, я помогу? Во всяком случае, мы можем начать, только мне нужно собраться, у меня завтра ранний рейс.

Я вскинул голову:

– Рейс? Куда?

– В Брюссель, Мидж. Я же говорила, там книжная ярмарка.

– Ох, опять, – я сморщился. – И долго тебя не будет в этот раз?

– Всего три дня. Не гляди так уныло! Тебе ведь хорошо с Элис. Я знаю, как она балует тебя в мое отсутствие.

Что правда, то правда. Элис действительно баловала меня. Мы засиживались допоздна, смотрели по телевизору всякую чепуху и ели слишком много сладкого. В хорошие дни. Мама была с нами не так часто, чтобы знать: дни случались и плохие. Дни, когда Элис забывала вымыть голову, почти не разговаривала, а ужинать приходилось тем, что я сам себе готовил: бобами на подсушенном хлебе.

Я как раз доел последний блинчик, когда мельком увидел кончик черного хвоста, плавно передвигающийся за спиной у мамы. Хвост не принадлежал Твич – Твич сидела у мамы на коленях и обнюхивала ее тарелку. Я вскочил, ударившись об стол.

– Осторожнее, Мидж! – вздрогнула мама. – Что стряслось?

– По-моему, там соседский кот, – выпалил я на бегу к выходу, где только что скрипнула кошачья дверь. В окне я успел увидеть черный силуэт, исчезающий за садовой оградой. Быстро отперев заднюю дверь, я помчался к калитке, распахнул ее и выскочил в проулок между нашим домом и соседним. Я подумал, что кошка убежала, но потом боковым зрением уловил едва заметное движение по направлению к улице и тихонько пошел туда же.

Табита сидела на ограде соседнего дома совершенно неподвижно, только хвост раскачивался из стороны в сторону, выводя восьмерки. Я подошел ближе и уже открыл рот, чтобы заговорить, но увидел, куда она смотрит.

На другой стороне улицы, возле магазинчика на углу, стояла девушка с длинными светлыми волосами. Под мышкой у нее был блокнот. Черную кожаную куртку, в которую она была одета, я не узнал, но зато я знал ее саму. На меня нахлынуло облегчение.

– Элис! – позвал я, замахав рукой. – Мама напекла блинчиков – еще осталось немножко!

Сестра обернулась, посмотрела на меня, но не помахала в ответ.

– Элис! – крикнул я снова.

Она глядела все так же недоуменно. Странно. Мама тоже говорила, что помахала Элис, а та ее вроде не заметила…

Я перешел дорогу и приблизился к сестре, забыв, что сам до сих пор в пижаме и тапочках.

– Элис, – повторил я, – с тобой все в порядке?

Она в замешательстве смотрела на меня. Что-то с ее глазами было не так, но я не мог понять, в чем дело. И вроде она казалась еще симпатичнее: щеки и губы розовее, волосы блестят больше обычного, в прическу вплетены тоненькие косички. Раньше она так не причесывалась. Я ждал, что сестра ответит, но вместо этого она вынула ручку, написала что-то в блокноте и показала его мне.

«Я не Элис», – было написано в блокноте.

– Очень смешно. А почему ты не говоришь? Горло болит?

Элис натянуто улыбнулась и снова что-то написала.

«Я не знаю, кто такая Элис. Ты ошибся».

Я ждал, что она засмеется или подмигнет, но она этого не делала. Я пристально всмотрелся и наконец понял, что меня смущало: глаза Элис были голубыми, как у меня, – а у этой девушки они были ярко-зелеными.

Я отступил от нее и охнул, чуть не свалившись – нога соскользнула с края тротуара. Девушка схватила меня за руку, чтобы удержать, но я устоял и вырвался. От ее прикосновения по руке побежали мурашки.

И еще начало сводить живот, похожее чувство я испытал в семь лет на похоронах дедушки. Тогда я не до конца понимал, что происходит, но ясно было – это что-то плохое и все уже никогда не будет как раньше.

Я не мог отвести взгляд от девушки. Лицо почти точь-в-точь как у Элис. Отличались только глаза, но этого было достаточно, чтобы осознать ошибку. Она что-то подчеркнула и снова протянула мне блокнот: