Друг моей юности - [93]

Закончив учиться на медсестру, Анита уехала работать на Юкон. Там она познакомилась с врачом и вышла за него замуж. Это должно было стать концом ее истории — причем хорошим концом, по мнению жителей Уэлли. Однако Анита развелась и продолжала жить. Она снова устроилась на работу, накопила денег и поступила в Университет Британской Колумбии на факультет антропологии. Ко времени, когда Анита приехала домой ухаживать за матерью, она как раз защитила диссертацию. Детей у нее не было.

— Так чем ты теперь будешь заниматься? — спросила Марго.

Люди, которые одобряли выбранный Анитой жизненный курс, обычно сообщали ей об этом. Иногда какая-нибудь женщина постарше говорила: «Молодец!» или «Жаль, у меня не хватило смелости, когда я была моложе и еще могла что-то изменить». Иногда Аниту одобряли люди, от которых она этого совсем не ожидала. Конечно не все. Мать Аниты не одобряла — именно поэтому Анита много лет не приезжала домой. Даже сейчас мать узнала ее — из своего сумеречного состояния, из галлюцинаций, — собралась с силами и пробормотала:

— Под хвост.

Анита нагнулась поближе.

— Жизнь… псу под хвост…

Но в другой раз, когда Анита обмыла и перевязала пролежни матери, та проговорила:

— Так хорошо… так хорошо, что у меня есть… дочь.

Марго, по-видимому, не собиралась давать оценку подруге. Она вроде бы удивлялась выбору Аниты, но как-то равнодушно. Анита начала рассказывать о том, что собирается делать дальше, но их все время прерывали. Пришли сыновья Марго, привели друзей. Сыновья были высокие, с рыжими волосами различных оттенков. Двое учились в старших классах, а один — в университете и приехал домой погостить. Один, еще старше, был женат и жил на западе Канады. Марго уже стала бабушкой. Сыновья вопили ей с другого конца дома, выясняя, где тот или иной предмет их одежды, сколько осталось еды, пива и безалкогольных напитков, какая машина куда поедет и в какое время. Потом все побежали во двор купаться в бассейне, и Марго крикнула:

— Кто намазался кремом от загара, не смейте лезть в воду!

— Никто не мазался, — крикнул в ответ один из сыновей с показным долготерпением.

— Ну вчера точно кто-то намазался и залез в бассейн, — ответила Марго. — Думаешь, это отдыхающие с пляжа протырились?

Дебби, дочь Марго, вернулась с занятий танцами и показала костюм, в котором собиралась выступать вместе со школой танцев в ближайшем торговом центре. Дебби должна была изображать стрекозу. Ей было десять лет — волосы каштановые, плотная, как Марго.

— Тяжеловата ты для стрекозы. — Марго легла на шезлонг. Дочь, в отличие от сыновей, не пробуждала в ней воинственного духа. Дебби попыталась отхлебнуть сангрии, Марго отогнала ее. — Иди возьми себе что-нибудь в холодильнике. Послушай. У меня гостья. Понятно? Иди позвони Розали.

Дебби ушла, жалуясь на ходу:

— Я не хочу розовый лимонад. Почему у нас всегда только розовый?

Марго встала и захлопнула скользящие двери на кухню:

— Покой и тишина. Пей. Чуть погодя я сделаю нам бутербродов.

Весна в этой части Онтарио торопливая. Лед вскрывается, и льдины идут, толкаясь и обдирая бока, по рекам и у берегов озера; в пруду лед уходит под воду, и она кажется зеленой. Снег тает, ручейки разбухают; кажется, день-два — и уже идешь расстегнув пальто, рассовав перчатки и шарф по карманам. В лесах еще лежит снег, когда появляется мошка и всходят яровые.

По мнению Терезы, весна была ничуть не лучше зимы. Озеро слишком большое, поля слишком просторные, транспорт на шоссе идет слишком быстро. Теперь, когда по утрам стало тепло, Марго и Анита больше не спешили укрыться в магазине. Тереза им надоела. Анита прочитала в журнале, что кофе портит цвет лица. Девочки обсуждали, правда ли, что от выкидыша меняется химический состав мозга. Они стояли у магазина, не зная, войти ли — чисто из вежливости. Тереза подошла к двери и помахала им, словно играя в прятки. Они ответили — коротким движением руки, как махал Руэл каждое утро, едва приподнимая ладонь от руля в последний миг перед выездом на шоссе.

Как-то днем, уже высадив всех остальных пассажиров, Руэл запел за рулем:

— Плыл по морю клипер, на клипере был шкипер, у шкипера был кхм-кхм…

Последнее слово он пел так тихо, что девочки не могли его разобрать. Он это нарочно делал — дразнил их. Потом спел опять, громко и отчетливо, так что ошибиться было невозможно:

— Плыл по морю клипер, на клипере был шкипер, у шкипера был триппер!

Девочки не смотрели друг на друга и не говорили ни слова. Лишь когда они вышли из автобуса и уже шагали домой, Марго сказала:

— Ничего себе наглость, петь такое при нас. Ничего себе наглость!

Но уже назавтра, когда автобус вот-вот должен был подъехать к магазину, Марго замурлыкала мотивчик. Она ткнула Аниту в бок, выразительно округлив глаза, чтобы та тоже подпевала. Они вдвоем принялись мурлыкать мотив песни Руэла; потом стали вплетать в мурлыканье слова: одно слово произносили отчетливо, другое — приглушенно, и так до самого конца. И снова, и снова, и наконец набрались храбрости и спели последнюю строку отчетливо — безмятежно и сладостно, будто церковный гимн.

Руэл не сказал ни слова. Он не смотрел на девочек. Он вышел из автобуса раньше их и не стал ждать у двери. Однако лишь часом прежде, на площадке у школы, он был чрезвычайно заботлив. Другой водитель посмотрел на Марго и Аниту и сказал: «Ничего так у тебя пассажиры». — «Не заглядывайся, Бастер», — отрезал Руэл и встал так, чтобы тот водитель не мог глазеть на девочек, пока они поднимаются в автобус.