Друг и лейтенант Робина Гуда - [75]

Хозяин «Весельчака» энергично кивнул круглой лысой башкой.

— Теперь шериф обещает за Рейнольда Гринлифа столько же, сколько за Робина Локсли. И в придачу сулит помилование любому аутло Ноттингемшира, который поможет поймать хоть одного разбойника из шайки Робина Гуда...

— Надо же, какая щедрость, — я отобрал у Локсли кувшин, чтобы тоже плеснуть себе эля.

— Такая щедрость шерифа вовсе не к добру! — Робин снова разразился скрипучим смехом. — Если куры часто купаются в пыли, а Вильям Певерил перестает трястись над каждым пенни — жди жестокой зимы! Может, сдать тебя вице-графу, Джонни, и получить награду, пока цена не упала?

— Э-гхм... Вчера пришли вести из Аннеслея, — негромко проговорил Бен.

Я вскинул голову, забыв о еде.

— Ну?!

— Ричард Ли вернулся домой, вернулся с богатой добычей. Говорят, на турнире в Руане он вышиб из седла аж четырех рыцарей! Рыцарьки попались из богатых, так что Ли выручил за их коней и доспехи немалые деньги...

— Знач-чит, он сможет заплатить свой долг, отлично! — Локсли опять потянулся к кувшину.

— Забавно, — тихо проговорил я. — Вернуться из крестового похода нищим и разбогатеть, сражаясь со своими собратьями-христианами...

Я быстро отодвинулся от стола, когда мне на колени вдруг полился эль. Кувшин в руках Локсли ходил ходуном; темная жидкость текла мимо кружки, струйками сбегала со стола. Я хотел придержать кувшин, но не успел: Робин с проклятием саданул его о стену и, едва не сметя с табурета хозяина «Весельчака», выскочил из питейного дома.

—  Господи Боже... — пробормотал побледневший Бен.

Бочар, глядя на глиняные осколки на полу, быстро крестился.

Старики дремали.

Я вычистил хлебом остатки бобов, встал и бросил на стол монеты за все, что мы съели, выпили и разбили. Шагнул в сторону и крепко взял бочара за ухо.

—  Если вякнешь хоть слово о том, что здесь видел, — распрощаешься с языком. А может, и с ушами. Понял?

Молча, но предельно красноречиво парень изобразил, что понял.

Я вложил в его ладонь серебряную монету, кивком попрощался с Беном и вышел, прихватив оба лука — свой и Робина Гуда»

—  Возьми свой лук. Я не нанимался к тебе в оруженосцы.

—  Отстань! Он мне больше не нужен! — Да?

— Да!

—  В самом деле?

—  Да! Да! Да! Эта чертова штука нужна мне, как безногому башмаки! А теперь оставь меня в покое, убирайся!

Локсли прибавил шагу, пытаясь уйти вперед, но оторваться от меня было не так-то просто. Тем более тому, чьи ноги коварно присоединились к саботажу рук. Лысый Бен всегда подавал нам самый лучший и самый забористый эль...

Робина занесло от одной стороны тропинки к другой, он почти врезался в терновый куст, но я подхватил его под локоть. Вместо благодарности я услышал крик боли и гнусное проклятие.

—  Оставь меня в покое, верзила!!!

Удар в плечо был едва ощутимым и все же лишил меня остатков терпения.

— Ладно, как знаешь! Катись к дьяволу, обратно в питейный дом, куда захочешь! Или разбей башку о первое попавшееся дерево — все лучше, чем надираться до поросячьего визга от жалости к себе... Только подумай, каково Марианне смотреть на тебя сейчас с небес!

— Замолкни!!! — прорычал Робин, хватая меня за ворот.

Его руки тряслись, как у паралитика, выражение лица могло испугать кого угодно... Только не меня. Вместо того чтобы замолчать, я, наоборот, повысил голос:

— Твоя беда вовсе не в руках, Робин, черт тебя побери! И не в тугом луке! Она в твоей слабой душонке, парень! Пока жизнь стелилась тебе под ноги ровной дорожкой, ты шел себе да посвистывал, но как только начались ухабы...

— Заткнись!

— ...ты споткнулся на первом из них, упал и не захотел потрудиться, чтобы встать!

— Заткнись!!!!!

— Уже заткнулся, пропади ты пропадом! Думаешь, мне нравится слушать твое нытье? Оставайся здесь и рыдай над своей несчастливой судьбой хоть до самого Судного дня! — я припечатал лук к груди Локсли. — Может, тебе посчастливится упиться до смерти раньше, чем ты снова попадешь в руки старого Губерта. Потому что больше я не стану вытаскивать тебя из тюрьмы!

Развернувшись, я быстро пошел по тропе обратно. В пылу спора мы совсем не обращали внимания, куда нас несет, и теперь, дойдя до поворота, я обернулся, чтобы определить, в которой стороне находится просека «Кровь и порезы»...

В тот же миг на мой затылок обрушился удар, и взорвавшаяся в голове огненная боль почти сразу сменилась глухой темнотой.

Сперва я почувствовал, как в мой череп вбивают раскаленный железный штырь, потом до меня донесся далекий крик, а уж потом нахлынули все прочие впечатления... Самым главным из которых было то, что я стою на коленях, меня держат за шиворот, не давая рухнуть лицом вниз, а к моему горлу прижимается холодное лезвие ножа.

Еще миг — и красный жаркий туман разорвался у меня перед глазами, словно раздернули занавес, и я увидел серое небо над верхушками деревьев... засыпанную желтыми листьями тропинку... и стоящего возле кустов терновника Робина Гуда с луком в руках.

Локсли застыл там, где я его оставил, ярдах в двадцати отсюда, но мне казалось, что он то приближается, то удаляется, то вдруг начинает расплываться, как акварель по мокрой бумаге... Прищурившись, я чуть мотнул головой, чтобы справиться с капризами зрения.