Друг и лейтенант Робина Гуда - [48]

— Я не из бедняков, это правда, — сдержанно ответил я. — Однако и жалованье командира наемников мне не помешает. Семейная жизнь требует расходов, сэр Певерил.

— Что ж, Бог троицу любит, — вздохнул шериф, сдвигая на затылок отороченную мехом шапку и вытирая пот со лба. — Надеюсь, поговорка себя оправдает и вы, сэр Гринлиф, сумеете сделать то, что не удалось сделать де Моллару и Гаю Гисборну!

Вот теперь я широко улыбнулся:

—  Сумею, вице-граф. Не сомневайтесь!

Хотя стояло лето, осины уже оделись в багряную листву, и Шервуд светился тремя красками — зеленой, желтой и красной.

—  Иногда удача ходит странными путями, — задумчиво проговорил Ричард Ли. — Кто бы мог подумать, что, проезжая через Шервудский лес, я встречу человека, который спасет меня от разорения?

И что разбойник, остановивший меня на большой дороге, станет мужем моей дочери?

Мы с рыцарем ехали бок о бок по Великому Королевскому Пути — тому самому, на котором я остановил Ли и Катарину несколько дней назад.

Хозяин Аннеслея отправлялся в паломничество в Конк так же, как недавно вернулся домой, — без слуг и вьючных лошадей, в потрепанном плаще и с единственным мечом на боку. От предложенных мною денег Ли наотрез отказался, и я не стал настаивать, хотя понятия не имел, как он доберется до Франции. Разве что возьмет в долг у кого-нибудь из родственников в Йорке.

—  Да, судьба иногда делает такие же крутые выверты, как эта дорога, — согласился я. — Разве мог я подумать два дня назад, что стану сэром Гринлифом?

Это было не слишком вежливо — насмешничать по поводу такого святого события, как посвящение в рыцари, но мой скоропалительный переход из «язв на теле общества» в славное сословие bellatores до сих пор вызывал у меня улыбку. Если бы не опасение оскорбить отца невесты и не симпатия, которую вызывал у меня Ричард Ли, я вряд ли опустился бы на колени перед обнищавшим потомком Вильгельма Завоевателя ...

Моя улыбка быстро слиняла, когда я подумал, что скажут Дик Бентли, Вилл и Робин, когда узнают, что я получил рыцарские шпоры. И какую песню наверняка сочинит на эту тему Аллан-э-Дэйл!

Ли бросил на меня быстрый взгляд.

— Скажи, Джон, ты действительно не помнишь, кто ты такой и откуда?

— Резонный вопрос к зятю, — после длинной паузы отозвался я. — Правда, несколько несвоевременный. Почему вы не спросили об этом до того, как мы с Катариной обвенчались?

Фриар Тук утверждал, что Йоркские евреи имеют скверную привычку отвечать вопросом на вопрос, и сейчас я поступил как типичный Йоркский еврей. Но Ли не стал настаивать на ответе.

— Я видел, как люди с тяжелыми ранами головы не могли потом вспомнить, кто они такие и откуда, — задумчиво проговорил он. — Я видел также, как их преследовали видения, как они начинали говорить на чужих языках. Ты, может быть, и не помнишь, кто ты... или не желаешь вспоминать, но я вижу — ты не из простых землепашцев. И ты очень странный человек.

— Вот почему вы решили, что я подойду Катарине? — улыбнулся я.

— Я решил это потому, что Аннеслею нужен хозяин, а моей дочери нужен защитник. Потому, что ты первый мужчина, на которого Катарина обратила внимание, хотя многие ее ровесницы уже замужем и имеют детей... — рыцарь запнулся, а потом добавил очень тихо: — Как бы сильно она ни согрешила, она поступила так из любви ко мне, и у меня не хватает духу ее обвинять.

— Если кого здесь и стоит обвинять, только Симона де Моллара, — заявил я. — А насчет Аннеслея не беспокойтесь. Пока я командую здешней сворой гончих псов, пожаров вокруг Ноттингема больше не будет.

Рыцарь промолчал, и наше молчание длилось до самой просеки «Кровь и порезы», где Ли придержал коня, дав сигнал к расставанию. Все, что требовалось обговорить и решить, было уже обговорено и решено, оставалось только обменяться прощальными словами... Но отец Катарины почему-то медлил, поглаживая шею коня.

—  Счастливой дороги, — наконец сказал я. — Да хранит вас Господь!

Ли поднял глаза и кивнул:

—  Да. Ждите меня к Михайлову дню. И еще...Рейнольд. Я знаю, ты не менее упрям, чем Катарина, но послушай моего совета — тебе лучше забыть, что ты был Маленьким Джоном. Тот, кто пытается скакать сразу на двух лошадях, рискует быть разорванным на части.

—  Меня не так-то просто разорвать, — засмеялся я. — По возвращении вы застанете меня целым, обещаю!

Дик Бентли тяжело вздохнул, вручая мне повод вороного коня, на котором я совершил путешествие в Йорк и обратно.

— Передай мое нижайшее почтение шерифу. Проклятье, за такого коня я смог бы получить двадцать шиллингов, не меньше!

— Эти шиллинги вернутся к тебе с лихвой, — наставительно произнес Тук. — Помнишь, как сказано в Писании? Дающему да воздастся сторицею!

— Да? И сколько это будет — сторица от двадцати шиллингов? — непочтительно фыркнул Дик... Но в следующий миг на его губах заиграла злокозненная улыбка: — Ладно, в конце концов, я могу снова украсть этого жеребца! А ты, Джон, тогда сможешь опять вернуть его шерифу, за что Вильям Певерил полюбит тебя еще больше!

— Он еще больше меня полюбит, если я поймаю тебя на краже и повешу! — рявкнул я. — Робин, скажи этому идиоту — если он попробует подобраться к шерифским конюшням...