Дрожь - [94]

Вокруг нас неслышно кружат снежинки. Саския поднимает голову и смотрит на небо.

— Я думаю, что снег усилится.

— Надеюсь, они приведут в порядок трубу.

— Должны.

Мы обе поскальзываемся, хотя я в кроссовках Nike, а она в модных ботиночках, отделанных мехом. Под ногами у нас лед, который кажется черным. Мы хихикаем и прижимаемся друг к другу, чтобы удержать равновесие.

— Только этого мне не хватало, — говорит она. — Сломать лодыжку перед чемпионатом Великобритании.

Очевидно, что мы обе сейчас можем думать только о чемпионате.

— Я надеюсь, что завтра снега не будет, — говорю я. — Не хочется мне пробовать крипплер в белой мгле.

Я не умею врать — мне всегда говорил об этом мой брат, но Саския резко поворачивается ко мне, и я чувствую ее неуверенность.

Я направляю ее в нужную сторону.

— Вот мы и пришли.

Я вставляю ключ в замок и открываю дверь в свою квартиру. Мне боязно.

Она делает шаг внутрь.

— О-о…

Я смеюсь.

— Я точно так же отреагировала, когда впервые ее увидела.

Шестнадцать квадратных метров, двуспальная откидная кровать. Кухонька состоит из крошечного холодильника и старой электроплиты с двумя конфорками. Она находится в углу у двери, а в ванную можно попасть только, если дверца холодильника закрыта. Но это все, что я смогла найти, когда захотела снять квартиру. Сезон тогда уже начался.

Мы сидим на кровати, потому что я, уходя, забыла ее поднять. До сих пор пахнет горелым рисом — я сожгла его вчера вечером, когда готовила ужин.

Саския смотрит на меня, словно раздумывает, почему я пригласила ее в эту дыру.

Что бы мне такое сказать? У меня никогда не получалось дружить с девочками. Но я подозреваю, что и у Саскии тоже. Нам проще состязаться друг с другом, чем быть любезными и милыми.

Я вижу у нее на запястье серебряный браслет с аквамаринами. Я видела его на ней уже несколько раз.

— Мне нравится твой браслет.

Она смотрит на него без всякого выражения.

— Мне его подарила Одетта. Можешь взять его себе.

— Нет, не нужно.

— Он твой, — Саския снимает браслет. — Мне он больше не нравится.

Я чувствую, что говорит она не только про браслет. Я смотрю, как она кладет его на мою прикроватную тумбочку, и ничего не могу с этим поделать.

Ее глаза загораются, когда она замечает одну из футболок Брента от Burton, скомканную на подушке. Саския поворачивается ко мне с шаловливой улыбкой.

— Скажи мне: он хорош в постели?

— А Одетта? — мгновенно парирую я, потому что не собираюсь ничего говорить ей про Брента. Мне не следовало бы и про Одетту спрашивать, и если бы в комнате находился кто-то еще, я не стала бы этого делать.

У Саскии горят глаза.

— А ты, Милла? Как ты в постели?

Я вся напряжена. Нервы натянуты. Мы опять играем в игру «Кто лучше?», точно так же, как на горе, где каждая из нас стремится быть первой.

Саския протягивает руку, касается моих волос и внимательно смотрит на меня. Ей нужно понять — она меня обескуражила, или я готова и дальше играть в эту игру. Или она бросает мне вызов? Я не могу определить.

— Я серьезно, — продолжает она. — Потому что мой брат хотел бы это знать.

У нее в голосе слышится зависть, будто страсть ее брата — это единственное, за что она не может со мной конкурировать. Но упоминание ею Кертиса действует на меня как удар. Следующий ее вопрос будет о моих чувствах к нему. Мне нужно быстро прекращать эту игру, до того, как я что-то выдам. Нужно нанести ей еще один решительный удар, чтобы выбить ее из равновесия.

— Может быть, — отвечаю я и касаюсь рукой ее челюсти.

Я ожидаю, что Саския отпрянет, но она этого не делает.

— Покажи мне, — шепчет Саския.

Так, она меня переиграла.

Но я не могу ей это показать. Есть только один шаг, который логически может быть следующим, больше я ничего придумать не могу. Я наклоняюсь к ней и целую. Я чувствую, как она удивлена. Вначале она слегка дергается, но потом отвечает на поцелуй.

Я лечу по воздуху, и у меня под ногами пустота. Ощущения такие же, как когда не рассчитаешь прыжок. В животе все точно так же переворачивается. Я думала, что Саския отпрянет. Вместо этого она поднимает игру на совершенно новый уровень.

Я никогда раньше не целовалась с девушкой. Не так. Губы у нее гораздо мягче, чем у Брента, да и целуется она совсем по-другому. Но она же с Одеттой. Она должна будет прекратить это до меня.

Хотя разве она когда-нибудь от чего-нибудь отказывалась?

Сквозь ресницы я вижу ее голубые глаза, такие же, как у ее брата, и эти глаза изучают меня. Я толкаю ее на кровать и целую сильнее. Она расстегивает мою куртку, я расстегиваю ее куртку и снимаю с нее свитер через голову.

Она смеется и раздевает меня до бюстгальтера.

— Давай теперь ты. — Она показывает на молнию на своем топе.

Моя рука дрожит, когда я ее расстегиваю. Саския проводит тонкими пальцами по моему голому животу. Она точно знает, как и где ласкать меня, а я, к моему полнейшему удивлению, знаю, как касаться ее — по крайней мере, она реагирует на мои прикосновения. А как насчет Одетты? Я чувствую себя виноватой, но чувства вины недостаточно, чтобы заставить меня остановиться.

Я говорю себе, что делаю это ради того, чтобы победить в состязании — и нашем личном, том, которое сейчас мы ведем с ней, и завтра, в публичном. Я говорю себе, что делаю это потому, что глаза, которые смотрят на меня, могли бы быть глазами Кертиса.