Дрожь - [70]

Шрифт
Интервал

Взглянула.

Ноги казались еще более-менее, будто на них всего лишь натянули сморщенные рейтузы. Но живот? Грудь? Плечи?

Нет, она перед ним не разденется. Представила отвращение на его лице, услышала смущенные извинения.

Анатоль Журавик поселился в ее доме несколько месяцев назад и жил на первом этаже. Он рисовал. По слухам, очень хорошо. В большой комнате обустроил мастерскую.

Несколько раз в неделю к нему приезжали какие-то люди, часто в костюмах. Некоторые уходили с картинами. Однажды она увидела в окно двоих взволнованных японцев: они осторожно, через багажник укладывали в автомобиль большой, завернутый в серую бумагу холст.

Анатоль как ни в чем не бывало пригласил ее на ужин.

– Вы мне нравитесь, – произнес он с выражением на лице, которое она не могла расшифровать. – Не заставляйте вас упрашивать. Я безумно забавный, гарантирую.

Возможно, он не был ошеломительно красив, но и назвать его непривлекательным было бы несправедливо. Седеющие волосы укладывал гелем. Удачно старел, как сказала бы соседка Эля.

Она согласилась поужинать, а теперь, стоя перед зеркалом, жалела об этих трех словах, которые бросила на удивление быстро, не задумываясь:

– Да, с радостью.

Смотрела в глаза своему отражению, вспоминая день, когда вернулась из больницы. Чудовище в зеркале и мысль, точнее, глубокая убежденность, что жизнь закончилась.

С последнего сеанса химиотерапии прошло уже семь лет. Боли вроде немного поутихли. А может, просто привыкла. В любом случае жизнь еще не кончилась.

«Жизнь еще не кончилась», – беззвучно повторила фигура в зеркале, шевеля узкими губами. Эмилия отвернулась и пошла в спальню.

* * *

Пятидесятисемилетний Анатоль Журавик был холостяком, трудоголиком, активным моржом и почетным донором крови. Никогда не женился. У него не было детей. В двадцать два года попросил руки девушки, которую знал с детства и в которую был влюблен, притом взаимно. Они вместе росли, их родители вместе отдыхали. Ее звали Мария Бересь, и она обладала «невиданным музыкальным талантом», как говорили в родном Конине. Играла на фортепиано. Любила путешествия и прогулки. Они уже готовились назначить дату свадьбы, но Мария утонула в поездке на море – на глазах у родителей, несостоявшихся свекров и Анатоля.

– Не пошел ты с ней плавать, – не раз говорила ему потом мать Марии. – Не пошел.

С той поры Анатоль почти не выезжал из Конина. Первые несколько лет после гибели Марии не встречался с девушками. Лишь в двадцать восемь назначил свидание. Пригласил ее в кофейню и в первую же секунду понял, что это катастрофа. Быстро выпил кофе, заплатил и вернулся домой.

Устроился работать на молокозавод. В свободное время фотографировал. Организовал в кладовке подобие фотолаборатории. Сооружал из проволоки, дерева и проводов высокие изогнутые конструкции. Подчас они занимали всю его комнату в шестидесятиметровой квартире на Валу Тарейво.

После очередной ссоры с отцом съехал и снял однокомнатную в районе Затоже. Питался почти исключительно картошкой, хлебом и яйцами. Литрами пил кофе.

Ночи напролет мастерил свои конструкции и на работе буквально засыпал на ходу.

Рисовать начал в тридцать лет. Рамы сколачивал из реек и крепил к ним все, что было под рукой – старые простыни, куски рубашек. Грунтовал обычной эмульсией. Ходил с картинами к железнодорожному вокзалу или к костелу. Случалось, продавал за месяц пять штук.

После драки с начальником его выгнали с работы. Новую он не искал. Закрылся дома и за неделю написал шестнадцать картин большого формата. Отправил письмо Веславу Копыту, известному конинскому художнику и ловеласу. Спустя месяц Копыт коротко ответил: «Ближайшая суббота, ровно в 17. Несите лучшую».

Копыт проявил большой интерес к произведению, но намного больший – к самому Анатолю. В итоге, засыпанный отказами, согласился не через постель организовать молодому художнику выставку. Анатоль продал на ней десять холстов и заработал больше, чем за год на молокозаводе.

Запасся красками и забаррикадировался в квартире на несколько недель. Работал с утра до ночи. Пил кофе и объедался картошкой. Спал мало. Каждый день выкуривал по две пачки сигарет без фильтра марки «Популярные».

Свою жизнь ненавидел.

После третьей, самой удачной выставки вернулся домой и пытался повеситься. Пятнадцать минут лихорадочно завязывал ремень на люстре, а потом на дверной ручке. Люстра сорвалась, ручка оказалась разболтана. Он швырнул ремень в стену, открыл окно и кричал.

У него не было друзей, приятелей, даже знакомых. Он не здоровался с соседями. Давно перестал навещать родителей. Рисовал, ел и спал. Осознавал, что могло быть и хуже.

Круг заказчиков расширялся. Он не пускал их в квартиру. Выставлял холст за дверь и торговался на лестничной клетке. Что делать с деньгами, не знал.

По воскресеньям не работал. Покупал бутылку водки и брал приготовленную заранее толстую стопку газет. Напивался лежа, читая о вещах, которые были ему безразличны. Через несколько дней после того, как купил светлую двухкомнатную квартиру в центре Конина, умерла мать. На похоронах он не сказал отцу ни слова. Теперь напивался каждый вечер – иначе не мог уснуть.


Рекомендуем почитать
МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.


Мой друг

Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.


Журнал «Испытание рассказом» — №7

Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.


Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории. Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер.


Метла системы

Когда из дома призрения Шейкер-Хайтс при загадочных обстоятельствах исчезают двадцать шесть пожилых пациентов, Линор Бидсман еще не знает, что это первое событие в целой череде невероятных и странных происшествий, которые вскоре потрясут ее жизнь. Среди пропавших была ее прабабушка, некогда знавшая философа Людвига Витгенштейна и всю жизнь пытавшаяся донести до правнучки одну непростую истину: ее мир нереален. Но поиски родственницы – лишь одна из проблем. Психотерапевт Линор с каждым сеансом ведет себя все более пугающе, ее попугай неожиданно обретает дар невероятной говорливости, а вскоре и телевизионную славу, местный магнат вознамерился поглотить весь мир, на работе творится на стоящий бардак, а отношения с боссом, кажется, зашли в тупик.


Иерусалим

Нортгемптон, Великобритания. Этот древний город некогда был столицей саксонских королей, подле него прошла последняя битва в Войне Алой и Белой розы, и здесь идет настоящая битва между жизнью и смертью, между временем и людьми. И на фоне этого неравного сражения разворачивается история семьи Верналлов, безумцев и святых, с которыми когда-то говорило небо. На этих страницах можно встретить древних демонов и ангелов с золотой кровью. Странники, проститутки и призраки ходят бок о бок с Оливером Кромвелем, Сэмюэлем Беккетом, Лючией Джойс, дочерью Джеймса Джойса, Буффало Биллом и многими другими реальными и вымышленными персонажами.


Бесконечная шутка

В недалеком будущем пациенты реабилитационной клиники Эннет-Хаус и студенты Энфилдской теннисной академии, а также правительственные агенты и члены террористической ячейки ищут мастер-копию «Бесконечной шутки», фильма, который, по слухам, настолько опасен, что любой, кто его посмотрит, умирает от блаженства. Одна из величайших книг XX века, стоящая наравне с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Радугой тяготения» Томаса Пинчона, «Бесконечная шутка» – это одновременно черная комедия и философский роман идей, текст, который обновляет само представление о том, на что способен жанр романа.