Дрезденские страсти - [18]

– Которое все более связывает себя с еврейским капиталом, – бросил с места Генрици.

– Именно поэтому наша антисемитская пропаганда должна быть усилена, – ответил Штеккер. – Мы должны объяснить канцлеру, что его ошибочная еврейская политика рано или поздно превратит Германию в Палестину без пальм… Наш идеал – это осуществление идей социализма посредством союза с христианством… Это весьма высокий идеал… Нельзя отрицать, что первые христиане и были первыми, до сих пор самыми совершенными социалистами…

– Но возможно ли подобное возвращение на восемнадцать веков назад, – язвительно заметил Генрици, – тем более без веры в близкий конец мира. Вот что кажется сомнительным…

– Более всего, – сказал Пинкерт, – вредит вам, господин Штеккер, и вашим приверженцам не идея возврата к первобытным христианам, а ваше желание играть политическую роль и приобрести влияние на имперское правительство. Желание, которое подчиняет вас этому правительству и заставляет вас терять ту независимость и свободу, которую, я считаю, сохранили мы в нашей мирной антисемитской пропаганде. И нам понятно, почему вы с такой неохотой явились на конгресс. Впрочем, я рад вас приветствовать, ибо международному антисемитизму ценны все взгляды и все его оттенки.

Было на этом первом заседании конгресса еще несколько выступлений, менее значительных, в основном в той или иной форме повторявших и варьировавших уже высказанные основными ораторами идеи. Политический спектр конгресса, таким образом, следующий: правая сторона – «Христианско-социальная партия» Штеккера, или так называемые политические антисемиты. Центр – Deutsche Reformpartei Пинкерта, так называемые экономические антисемиты. На левой стороне венгерский антисемитический форейн Виктора Иштоци – народные антисемиты. Идеи Иштоци искусно поддерживает Иван Шимони, чрезвычайно живой, деятельный, многосторонне образованный и начитанный. Кстати, в вопросах антиеврейской социалистической культуры он является последователем Евгения Дюринга, что сближает его с Генрици. Активным деятелем венгерских антисемитов является и Оноди, самый молодой из венгерских депутатов и представляющий в венгерском парламенте Тиса-Эслар, ту местность, где евреями было совершено ритуальное убийство венгерской девушки Эстер Шолимоши. На крайне левой стороне – имперские, или государственные, социалисты, Staats-Sozialisten Генрици.

Между многочисленными германскими антисемитами и блестяще представленными венгерскими антисемитами антисемиты австрийские и малочисленны, и незначительны. Несколько выделялся меж ними Цербони, секретарь единственного австрийского реформ-форейна и издатель двух маленьких газет.

– В Австрии евреи слишком могущественны, – сказал мне впоследствии за кружкой пива Цербони, – мало кто решается восстать против них… Вена вообще их центр, они составляют двенадцать процентов населения.

– Подобные суждения, – сказал я ему откровенно, – не делали бы много чести мужеству жителей Австрии. Но я сомневаюсь в их полной верности. Я знаю, что многие славяне австрийские и большая часть консерваторов-немцев постоянно жалуются на евреев, союзников австрийских немцев-либералов.

Цербони лишь вздохнул тяжело, но ничего мне не ответил.

Кроме этих национальностей было еще два бельгийца, один голландец, один француз, американец из Канады, о котором я уже упоминал, и мы – пять русских делегатов.

IV

– Это не антисемитический конгресс, а какая-то синагога, – сказала мне сердито милая наша Надежда Степановна, когда после закрытия заседания мы вышли из пивной и пошли по узким улицам к Цвингеру, ибо намеревались перекусить по дороге и успеть в королевскую картинную галерею, которая закрывалась в три часа дня.

– Да, это вам не зал литературного собрания в Москве, – язвительно заметил Павел Яковлевич.

– Я понимаю Надежду Степановну, – поспешил я замять назревавший очередной скандал между гражданскими супругами, – нам, русским, трудно сразу согласиться с подобным европейским демократизмом в обсуждении проблемы.

– К тому ж немецкий ум хоть и глубок, но все-таки тяжеловесен и неповоротлив, – добавил Путешественник.

– А по-моему, все они евреи, – сказала Надежда Степановна, – их антисемитизм напоминает мне попытку сорвать с себя маску, которая надоела и мешает. Но сорвать они ее могут только с собственным лицом. Да и вообще весь их немецкий ученый антисемитизм я отдам за простое ясное понимание нашего русского мужика, который твердо знает, что «жиды Христа распяли».

– Все обстоит не так просто, – сказал я как можно мягче, чтоб не обидеть вспыльчивую Надежду Степановну, – передовая западноевропейская антисемитическая мысль XIX века именно в науке видит опору современного противоеврейского движения… Это, конечно, не исключает простого народного понимания проблемы, но не как ведущий элемент современного антисемитизма.

– Ах (она назвала меня по имени-отчеству), вы всегда говорите так мудрено, что мне иногда кажется – и вы не без прожиди, – она засмеялась. – Впрочем, вы ведь социалист… Ведь социалист? А все социалисты, я уверена, с прожидью.

– Вот в этом ваша главная ошибка, – ответил я, – милая Надежда Степановна, социализм не так страшен. Это жупел, которого пугаются купчихи, извините меня за грубое сравнение. Социализм не имеет ничего общего со сквернословием и мерзостью, которые вносит в него еврейский либо объевреившийся элемент. Мне понятно, почему поднялся в зале суда ропот возмущения, когда цареубийца Желябов произнес: «Я русский». Социализм – это невинный крайне полезный уголь, который опасен и взрывчат только в соседстве с серой и селитрой.