Дрейфус... Ателье. Свободная зона - [14]
Морис. Почему бы и нет? Он ведь кончил генералом! И потом, дело не только в нас, ненависть никому не идет на пользу, и, если в один прекрасный день мы излечим антисемитов от их постыдной болезни, весь мир почувствует себя лучше; сами они в этот день вздохнут с радостью, дети их станут красивее, а жены — счастливее…
Арнольд. Пока что эта болезнь опаснее для нас, чем для них.
3ина. Да, прежде чем излечивать их, нам всем следовало бы сделать прививки…
Вассельбаум (Мишелю, не обращая внимания на Мориса). Вы только что упомянули, уважаемый господин, мученичество капитана Дрейфуса, так вот именно в результате этого ужасного дела Теодор Герцль, который случайно находился в то время в Париже, ощутил насущную необходимость в независимом еврейском государстве, свободном и суверенном.
Мишель. Простите, а как, по вашему мнению, в вашем суверенном, и свободном, и таком, и этаком государстве армия будет?
Вассельбаум. Простите?
Мишель. Ну, вы сами понимаете: солдаты, офицеры, ружья, несколько пушек, ну, армия?
Вассельбаум. Думаю, что да, не знаю… как в других странах, конечно… это будет страна такая же, как другие страны…
3ина. То есть как это, как другие страны? Для нас, для евреев, такая же страна, как для других? Тогда зачем же быть евреем? И стоило ради этого читать Теодора Герцля?
Мишель. А в этой армии, сударь, будут евреи?
Залман. Может быть, вы освободите мне место для скамеек, прежде чем я начну их таскать…
Арнольд. Минуточку-минуточку, мы же еще не прорепетировали. Ну-ка быстренько проговорите нам разок эту вашу штуковину целиком, а мы потом вам скажем, что следует сделать, чтобы это было современно и все прочее…
Вассельбаум. Буду бесконечно вам признателен…
Арнольд. Делаем прогон целиком…
Вассельбаум. Простите?
Арнольд. Расскажите нам свой стишок, сударь, снимайте штанишки; как будто перед вами настоящая публика… Прерывать вас не будем, только запишем замечания, а потом поспорим о деталях пункт за пунктом…
Вассельбаум. Вы в самом деле чрезвычайно любезны… Не знаю, как…
Мотл. Мы хотим вам помочь…
Вассельбаум (доставая из кармана несколько листочков). Я уже читал лекции, но это было в Швейцарии и на английском языке, а здесь, на идише — впервые…
Зина (прерывая его и почти направившись к нему). Ну что, он уже начал или мы здесь всю ночь просидим?
>Арнольд усаживает ее на место.
Вассельбаум (сосредоточивается, прочищает горло, потом говорит). Глубокоуважаемые братья!
>Переводит дыхание.
Арнольд (пользуясь этой паузой, устремляется к нему). Позвольте, позвольте… Я должен сказать вам одну очень важную вещь… Видите ли, в этом зале, здесь всегда разговаривают, такая привычка, будь это спектакль, лекция ли или заупокойные бдения — все разговаривают, и довольно громко. Поэтому, если вы раза два или три громко не скажете: «Тише, тише, ша, пожалуйста», прежде чем вы не начнете прочищать горло вот таким образом…
>Громко и яростно издает трубные звуки горлом.
…вас никто не станет слушать!.. «Глубокоуважаемые братья», — это надо сказать очень громко, зычным голосом, а не вполголоса, как вы, и не себе в бороду. Стесняться нечего, пусть они почувствуют, что поезд тронулся, что дан сигнал к отправлению.
>Вопит.
«Глубокоуважаемые братья». Чувствуете?
Морис (со своего места). Нет… Нет, так вы похожи на пьяного извозчика, понукающего свою лошадь, орать вовсе не следует, вы произнесли «глубокоуважаемые братья» и так достаточно громко, чего вам не хватало, так это убежденности, у-беж-денности! Совершенно не чувствуется, что вы обращаетесь именно к своим братьям!
Зина. А почему именно «глубокоуважаемые братья»? Что это значит «глубокоуважаемые братья»? Почему просто не сказать: «Добрый вечер, ребята» или: «Привет честной компании»?
Мотл. «Приветствую вас, товарищи» — вот что хорошо звучит. Я слышал, как один тип произносил речь, года два или три назад, не помню… не помню где и не помню о чем… Но до сих пор вспоминаю, как он это сказал: «Приветствую вас, товарищи», — до сих пор у меня в ушах звучит. «Приветствую вас, товарищи!»
Арнольд. Идиот несчастный: «Приветствую вас, товарищи»… Это, наверное, был бундовец, твой тип, а не сионист; а этот парень — сионист, а не бундовец и не большевик…
Мотл. Ну и что, что, бундовцы и большевики купили слово «товарищ»? Каждый может им пользоваться, даже и сионисты, слова — свободны!
Зина. Нет, нет… «Приветствую вас, товарищи» похоже на Биробиджан, куда папочка Сталин хочет всех нас заткнуть, чтобы мы тесали камни…
Арнольд. Как это — тесали камин?
Зина. Вот он скажет: «Приветствую вас, товарищи», — и все дружно встанут, пойдут домой и там забаррикадируются…
Мотл. Пожалуй, «глубокоуважаемые братья» несколько попахивает сбором пожертвований и потому опасно, поскольку сразу приводит зал в скверное расположение духа. «Смотри-ка, — говорят в зале, — еще один попрошайка», — и уже слушают его не очень внимательно, думают о своем — о непростроченных лацканах, о нераскроенной подкладке, о невшитых рукавах…
Зина. Вы будете просить денег?
>Вассельбаум, несколько растерянный, отвечает Зине, пытаясь уловить ход мыслей собеседников, ему это трудно, он не поспевает.
Жил в лесу бедный дровосек с женой. Не было у них детей, а жене так хотелось ребеночка. И вот однажды из окошка товарного поезда к ногам вечно голодной женщины выпал сверток. Товар? Вот так удача! Но в свертке оказался младенец, и женщина приняла его как дар небес. Откуда она могла знать, что товарный поезд везет не товары в магазин, а людей в концлагерь Аушвиц?.. Потрясающая притча Жан-Клода Грюмбера «Самый дорогой товар» – о том, как сила жизни одолела индустрию смерти в страшной гуманитарной катастрофе XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.