Древняя Русь: наследие в слове. Мудрость слова - [2]
Не имея возможности опубликовать исследование, отдельные его части я издавал в виде статей; вышла из печати также книга «Философия русского слова», в которой некоторые вопросы изложены достаточно полно. Теперь уже нет необходимости повторять изложение материала, можно сослаться на публикации, что я и делаю в нужных местах книги.
Вторая причина необходимой переработки текста связана с тем, что в последние годы были переизданы (или впервые изданы) многие важные труды, и я счел необходимым либо дополнить ранее привлеченный материал, либо сделать ссылки на новые издания, более доступные читателю, чем те, которыми я пользовался когда-то. Не всегда это оказалось возможным, за что приношу свои извинения.
Чтобы понять культуру прошлого, необходимо войти в логику внутреннего ее развития, осознать ключевые ее особенности как бы изнутри, не теряя при этом и объективной исторической перспективы. Свою задачу я видел в том, чтобы по мере возможности показать тот путь, которым прошла в развитии мысль наших предков на определенном этапе духовного их развития. Это не собственно «русский путь», он мало чем отличается от тех движений разума, чувства и воли, которыми выделяются другие европейские народы с общими для них исходными точками — язычеством, античностью и христианством. Но в русском случае все лежит на поверхности, развивается в сложном переплетении культурных источников и всегда заметно в своих проявлениях.
Читая книгу, не следует забывать, что основные принципы восприятия и познания мира в Средневековье решительно отличались от современных. Это уже не была эпоха безыскусного первобытного мифа, но и до науки Нового времени было еще не близко. Познание здесь облекается в художественные формы, а мир постигается не во внешних проявлениях, но в глубинах сущего и высокого, недоступного чувству и разуму, но открытого духу.
Впоследствии, объединившись, мир и идея мира, глубина сущего и телесность насущного дали удивительный сплав идео-логии (идеи в русском слове), представленной в классических текстах русской философии, — русский реализм. Тот самый реализм, который стал основой русской литературы и до сих пор пленяет читателей, создал великое русское искусство и заложил основательную базу для развития русской науки.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЧУВСТВО
Проблема происхождения чувств в точности параллельна проблеме происхождения идей.
Михаил Бакунин
Надобно сказать правду об этой идиллической чувствительности: для массы сердец она служила только приправой чувственности, не смягчая чувства.
Василий Ключевский
В сочинениях начала X или даже конца IX в., в «Шестодневе» и «Богословии» Иоанна Экзарха Болгарского, довольно подробно описаны органы чувств и связанные с ними функции тела. Объяснялось это общей установкой компилятора на аристотелизм и на те сочинения христианской литературы, которые развивали номиналистические идеи Аристотеля. Интерес к человеку, конкретно к «вещи» телесного мира, обусловил такой выбор авторских предпочтений, и в результате «эстетический кодекс Средневековья» (как Д. С. Лихачев назвал «Шестоднев») на долгие времена стал своего рода энциклопедией положительного знания — древнерусский список 1263 г. обычно и переиздают сегодня.
«Тако же и въ насъ чювьства, рекъше (а именно) въкусъ, ухание, слухъ, зракъ», — говорит Иоанн (Шестоднев, л. 43а), совершенно забыв об осязании. В «Богословии» («Диалектике») утверждается точно: «Чувьства же суть пять: видъ, слухъ, обоняние, вкусъ, осязание... Чувьство есть сила душевная, приимительна вещьмъ, рекъше разумичьна; чувьства же удове (члены) — рекше удове, имиже чуемъ; чувьна же чутью подъпадаютъ; чувъ же — животъ, имый чутье. Суть же чувьства пять, тако же и чувьства пять. Чувьство видь — чувитво же удове: виду, яже из можденъ жилы (из мозга сосуды) и очи, чуетъ же зракъ по перьвому словеси масть, рекше лице...» и т. д., о каждом органе чувств и его конкретной функции отдельно (Богословие, л. 193, 190). В одном этом абзаце содержится множество тонких подробностей, которые необходимо понять.
О чувствах Иоанн говорит очень конкретно. Это не «зрение», а видъ, точно так же, как и слухъ и все остальные чувства для него еще конкретно-вещны — как вкусъ или слухъ. Это совпадение чувства и его ощущения подтверждается длинным перечнем возможных ощущений. Например, на долю вкуса приходятся ощущения сладьства, бридости (остроты), кысельства, оцьтьства (едкости), трьпости (терпкости), горести, сланости (солености), тукости (жирности) и сопельства (клейкости). Для слуха чуительно 3, для осязания — 13, для зрения — 10, для обоняния 3 ощущения — всего известно 38 конкретных ощущений-восприятий, причем некоторые из них пересекаются; чаще всего дублируют друг друга основное для язычника — осязание и для христианина — зрение. Дифференциация органов чувств по их функции ясно видна древнему книжнику, и киевский диакон Иоанн в 1073 г. уверенно переписывает из болгарского сборника (созданного там же, где писался «Шестоднев»), понимая всю ироничность сказанного: «Не слухомъ глядаемъ, а очима слышимъ, а ноздрьми въкушаемъ, а языкомъ обоняваемъ» (Изб. 73, с. 43).
