Древняя Русь: наследие в слове. Добро и Зло - [19]
...Жизненные конфликты сотрясали античное общество. Античный мир, уходя в прошлое, оставлял, по словам Карла Каутского, растерянность, легковерие, лживость, гуманность, интернационализм, религиозность как способ мышления и единобожие как символ единства мира (Каутский 1910). Древняя Русь не знала ни растерянности, ни социальной лживости, ни гуманизма в его извращенной форме: не исследование мира, а требования к отдельной личности, вообще — не интерес к природе, а внимание к общественным проблемам. Религиозность как способ мышления здесь тоже не в такой уж чести.
Этика стоиков — как бы возвращение в природный мир. Простая, естественная жизнь, самоусовершенствование, недоверие к мистике и суеверию, уравновешенность и любовь к близким, к правде и справедливости, умение владеть собой, настойчивость в достижении целей при обязательной чистоте помыслов — что может быть лучше? Справедливость, истина, скромность и мужество — самые высшие добродетели. Клевета, ложь, лицемерие, вероломство и властолюбие — это пороки умирающего мира. Бездушие и тщеславие осуждаются, честолюбие — страшный враг. Добродетели и пороки — не в словах и мыслях, они — в поступках. По мнению стоиков, источники зла — наслаждение удовольствием, жадность, печаль и страх, но важнее всех добродетелей для них — безволие, апатия.
Вот вам и завершение всех добродетелей — пассивность непротивления злу, и нет никакого поступка и действия.
Христианская этика развивала идеи стоиков. Независимая жизнь свободной от общества личности — вот космополитическое учение, противопоставленное каждой национальной форме природной нравственности.
Для Фомы Аквинского (умер в 1274 г.) основа морали — высочайшее благо, которого можно достичь, напрягая личную волю, не доверяя чувству, проверяя его разумом. Собственная заслуга производит блаженство — так эгоизм возведен в степень нравственной нормы. Свободная воля человека испытывает давление со стороны принуждения (воля), страха и вожделения (чувство) и неведения (разум). Все «страсти» — общие у человека с «неразумными существами», а душа — их носитель (Бронзов 1884, с. 281). Не душе и душевности уделяйте внимание — но духу и разуму. В XX в. Бертран Рассел выступает против индивидуалистического характера христианской этики, заложенной еще Фомой Аквинским. Три человеческих импульса воплощены в религии: страх (ведет к нетерпимости), тщеславие (развивает свободу воли) и ненависть (воспитывает убеждение в праведности) (Рассел 1987, с. 129). В какой степени все эти качества присущи русской нравственности — разговор особый.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ЛИКИ НА ЗАРЕ
Сущность народа... определяется тем, во что он верит, как он понимает предмет своей веры и что он делает для ее осуществления.
Владимир Соловьев
Историки часто описывали типичных представителей русского племени, их развитие в различные эпохи. Выбор личностей был субъективным, на первые роли выводили государственных деятелей или говорили о «народных массах», которые вообще лишены энергии действий. Б. А. Романов в своей книге «Люди и нравы Древней Руси» (1947) обратил внимание на основные типы древнерусского общества: это — боярин, воин, монах, хозяин «дому». Все они — действующие лица общества, и Даниил Заточник, основной информатор Романова, не случайно желает прибиться к какой-то из этих групп. Его самомнение достигает большего: он хотел бы стать думцем великого князя, влиять вообще на все происходящее через властные полномочия своего «хозяина». Именно такая позиция «средневекового интеллигента», как иногда называют Даниила, в то время являлась совершенно новой. Ранг «мудреца»-советника уже осознан как тоже действенный и социально важный. Идеолог выходит на первый план общественного сознания, также становясь особым типом русской жизни. А. С. Дёмин (1998) показал подобных идеологов более позднего времени уже именно как сложившийся социальный тип.
Однако первыми идеологами в нашей истории были не светские люди.
Слово идеология происходит от слова идея, как и слово культура — от слова культ; они пришли «свыше», прямым путем с небесе. Идеологические порывы освящены Божьей волей, которая мало-помалу сдавая свои полномочия земному человеку, тем самым укрепляла его в твердости его земного существования (Колесов 1986, с. 105 и сл.).
В русской истории, в ее широком смысле, особая роль принадлежит трем святителям, о которых нужно сказать особо. Иларион Киевский в XI в., Кирилл Туровский в XII в., Сергий Радонежский в XIV в. совместными усилиями, закрепленными в традиции, создали тот тип «русского» в его родовом смысле, который щедро вмещает в себя и «украинца» Илариона, и «белоруса» Кирилла, и «великоруса» Сергия. О них и пойдет речь.
Блаженны алчущие и жаждущие правды...
Мтф. 5:6
Это было самое начало тысячелетнего пути, и только что принятый славянами культ еще не затвердел в рамках запретов как законченная духовная культура. Еще сохранялось множество представлений о Божестве как творческой силе природы, оживотворяющей и быт, и житье-бытье, и само бытие. Природа мира, творение Божьей воли, всегда пребывающая при роде, еще находится в центре внимания, еще поклоняются ей, а не делам человеческих рук — культуре, созданной человеком из природных сил. Исторический оптимизм и вера в грядущее еще не окрашены в монашески траурные тона, скорбные мотивы Апокалипсиса еще не подавляют весенней песни селян. Свежесть природного чувства находится в полной гармонии с новизной религиозного ощущения христианства — как веры преимущественно объединяющей. Радостная надежда — вот слова, которыми можно обозначить выражение средневекового поэта: «гради — ради, веси — весели!».
