Древний Рим. Быт, религия, культура - [18]

Нельзя сказать, судя по названиям учебных упражнений, задаваемых усталыми наставниками, вынужденными год за годом пытаться находить новые и интересные темы, что они были такими уж важными, и перспектива «пира» разума, возникающая из подобных упражнений, вряд ли могла считаться оправдывающей ожидания. Как заметил Тацит, трудно ожидать от зеленых студентов зрелости суждений, необходимой для многих полемических тем[13]. Вне всякого сомнения, существуют другие менее поверхностные примеры, но во времена императорского абсолютизма или деспотизма, которые превалировали на протяжении большей части римской истории после Юлия Цезаря, свободное обсуждение политических вопросов, таких как свобода личности или демократическое правление, могли быть столь же опасными, как сегодня в коммунистических полицейских государствах.

Даже из такого краткого сообщения очевидно, что стремление усовершенствовать интеллектуальный и моральный уклад римского народа никоим образом не было реализовано полностью. Образование ценилось за его практическую помощь в повседневной деятельности. О литературе и ораторском искусстве судили по их способности помочь человеку выиграть судебный процесс или перетянуть на свою сторону толпы избирателей. Музыка была хороша только тогда, когда несла призыв или могла ускорить какой-то мужской род деятельности, такой как борьба. Представление греков о том, что образованная и культурная жизнь сама по себе вещь неплохая, поскольку она подразумевает некоторую степень активного желания постичь истину, ценить и создавать прекрасное, а также достичь достойного с точки зрения морали поведения в человеческих отношениях, не очень привлекала практичных римлян.

Глава 3 СЕМЕЙНЫЙ УКЛАД

ДУХ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ

Не было ничего священнее, что охранялось бы более надежно всеми религиозными инстинктами, чем дом каждого отдельного римлянина. «Такова, – говорил Цицерон, – была традиция отцов республики», и ее долгое время придерживались. Среднестатистический римский дом для нас не показался бы очень удобным, но это не имело значения для римлянина, который, по крайней мере во времена империи, предпочитал проводить большую часть своего времени вне дома, прогуливаясь, сплетничая в термах или в цирке, амфитеатре или театре. Затем он приходил домой на обед, основной дневной прием пищи. Для большинства обед проходил в кругу семьи, после чего оставалось не так уж много времени, если только летом, чтобы снова выйти из дома до наступления темноты, когда это могло быть опасно из-за хулиганов и грабителей в узких улочках и большого движения колесного транспорта, которое по приказу Юлия Цезаря дозволялось в Риме только по ночам.

Не сохранилось ни одной картины или описания того времени римского семейства у себя дома, ни одного романа, письма или пьесы, передающих живое ощущение личных отношений в обычном семейном кругу. Существуют немногочисленные описания пышных обедов и случайные вставки семейных сцен в письмах Цицерона, у которого было двое детей, и Плиния Младшего, который был бездетным знатным вельможей с литературными наклонностями. Отсюда и из других случайных замечаний мы составляем картинки римской жизни, зачастую противоречивые. Преобладает впечатление, что римляне были серьезным народом, обладающим чувством собственного достоинства, заслуживающим скорее уважения, чем привязанности, что подтверждается некоторыми греками, чей живой, сочувственный, любвеобильный характер и чья любовь к красоте и преклонение перед культурным превосходством составляли заметный контраст суровым, прозаичным римлянам. Полибий в середине II века до н. э. говорил, что в Риме никто никогда никому ничего не дает. Почти через триста лет другой грек, наставник будущего императора Марка Аврелия, говорил, что нет такого латинского слова, которое могло бы выразить заботливую, нежную любовь родителей к детям, которая передается греческим словом «philostrogos». Он говорил, что в Риме вы никогда не встретите человека, которого можно назвать таким словом, и что он не верит, что такого рода привязанность существует в Риме. И это было на закате того периода, который Гиббон без колебаний назвал самым счастливым и процветающим в истории всего мира. Эти ученые греки преувеличивали, поскольку было бы неправильно позволить этому утверждению умолчать о свидетельствах растущей с ходом времени интуиции, более глубоких человеческих чувств, искренних побуждений и стремления к лучшему. Верность мужа жене, их привязанность к детям, рабам и домашним животным описываются на многих страницах римской литературы и запечатлены на многих могильных камнях и памятниках, сохранившихся до наших дней. Надписи на могильных камнях, видимо, могут вызывать сомнения в фактической достоверности, но они являются эхом того, что можно найти в римской литературе. Лукреций писал:

После того как жена, сочетавшись с мужем, единым

Стала хозяйством с ним жить, и законы супружества стали

Ведомы им, и они свое увидали потомство,

Начал тогда человеческий род впервые смягчаться.

Квинтилиан, потерявший сначала молодую жену, а потом двоих сыновей, которых обожал, пишет о них горькими словами печали, которые пронзают столетия, отделяющие нас от него. Но он был испанцем.