Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.) - [9]
В большинстве статей система цзин-тянь в той либо иной мере увязывалась с аграрным строем чжоуского Китая, и прежде всего периода Чуньцю, о котором были более или менее достоверные свидетельства. Справедливости ради заметим, что обычно схема Мэн-цзы о цзин-тянь не воспринималась специалистами в чистом виде. Вариантов ее понимания было предложено огромное количество. На русском была издана книга, посвященная этой проблеме [45]. Одно из объяснений проблемы цзин-тянь на рубеже 50-60-х годов было дано и мною [18], причем и по сей день, я склонен считать именно мое объяснение наиболее близким к истине.
В китайской историографии за последние десятилетия появилось также немало работ общего плана, в которых большое место занимает анализ общества периода Чуньцю в целом. Не останавливаясь на спорах о том, к какой из марксистско-истматовских формаций следует относить это общество>[17], обратим внимание на заслуживающие того монографические исследования — книги Цзянь Бо-цзаня [116], Чжоу Гу-чэна [128], Чжао Гуан-сяня [124], Ли Сюэ-цина [215], Фань Вэнь-ланя [72а], сборник статей Ян Куаня [142], работы Тун Шу-е [106], Ин Юн-шэня [91] и др., специально посвященные анализу хроники, комментария к ней, а также описанию периода Чуньцю. Особо следует упомянуть серию сборников под редакцией Гу Цзе-гана [86].
В последние годы китайские авторы чаще обращают внимание на более конкретные и далекие от рассуждений о формациях темы: проблема армии [112] и военного налога [110], социального слоя го-жэнь [119], личность чжэнского Цзы Чаня [127]. Разумеется, работы подобного типа встречались и прежде, но тогда они терялись в необозримом океане марксистско-истматовских рассуждений. Сейчас китайские авторы чувствуют себя в этом смысле намного свободней (см., например, [95; 102]).
Книги из Тайваня поступают в наши библиотеки не слишком часто. Среди них есть немало серьезных работ, посвященных периоду Чуньцю, как, например, монография Фэн Ло-луна [109] о восточно-чжоуском Китае.
Что касается западной синологии, то она уделяла и уделяет немало внимания изучению периода Чуньцю. Общий обзор ее был дан в первом томе. Здесь стоит напомнить о самом важном и подробнее сказать о том, что касается проблематики данного тома. Отдавая должное классическим изданиям А. Кордье [165], Ф.Хирта [197], О. Франке [188], В.Эберхарда [178; 179], А. Масперо [221], Ч. Фитцджеральда [186], Н.Барнарда [147] и многих других, взявших на себя нелегкий труд написать книги об истории Китая в целом и тем более о древнем Китае, следует обратить особое внимание на тех, кто долго, много и плодотворно работал над переводами и исследованиями древних текстов (Д.Легг, С.Куврер, Б.Карлгрен и др.), а также на таких мастеров анализа древнекитайского общества, как М.Гране. Интересны книги Р.Уолкера о полигосударственной системе в Чуньцю [244], Сюй Чжо-юня [200] и Э.Хениша о войнах в рамках такой системы [192]. Немало работ по периоду Чуньцю написано и авторами более молодого поколения— М.Льюисом [214], Б.Блэкли [150] и др.
Среди западных работ выделяется изданная в ГДР книга Р.Фельбера, специально посвященная ремеслу и торговле в период Чуньцю [184]. Конечно, и ремесла и торговля в те годы существовали. Но ремесленники и торговцы не были свободными агентами рынка, который в Чуньцю еще не сложился. Примитивный уровень меновой торговли дополнялся торговлей казенной, а развитых товарно-денежных отношений вплоть до конца периода Чуньцю практически не было. Разумеется, сам автор лучше других это осознавал. Он обратил внимание на крайне замедленные темпы приватизации и развития ремесел и торговли в городах и не нашел заметных следов наемного труда, долговой кабалы, аренды и многих иных явлений, связанных с перечисленными и сопутствующих им [184, с. 173–180]. К сожалению, в его монографии недостаточно внимания обращено на то, почему в Чуньцю оказались неразвитыми ремесло и торговля. Есть и другие серьезные исследования по древнекитайской экономике [100; 108].
В отечественном китаеведении изучение периода Чуньцю — особенно за последние годы — приобрело заметный размах. Прежде всего, были опубликованы заново сделанные обстоятельные переводы и переизданы некоторые старые. Свой огромный вклад внесли А.А.Штукин [74], Ю.К.Щуцкий [75], Р.В.Вяткин [71], В.С.Таскин [29]. Среди исследований, посвященных этому историческому периоду, выделяются работы К.В.Васильева [6; 8; 11; 12; 13; 14] и В.А.Рубина [62; 63; 65; 66; 67; 67а]. Между этими авторами велась заочная дискуссия по ряду интересных вопросов, будь то проблема демократии или статус го-жэнь. Надо заметить, что, поскольку В.А.Рубин умер довольно давно, он не мог активно включиться в дискуссию и развивать свою аргументацию. Мой уважаемый однофамилец и коллега, его оппонент, — тоже, увы, недавно скончавшийся, — вел дискуссию, учитывая это, в крайне деликатной форме, что вообще было ему свойственно. Мне остается лишь добавить, что моя точка зрения на поднятые в дискуссии проблемы близка к позиции К.Васильева (см. [21]).
М.В.Крюков в книге о формах социальной организации древних китайцев [49] и в написанной с коллегами работе об этногенезе китайцев [50] приводит немало интересных материалов, имеющих отношение к периоду Чуньцю. Другие современные отечественные китаеведы поднимают в своих работах некоторые отдельные конкретные проблемы. О ритуальных коммуникациях в чжоуском Китае писал В.М.Крюков [48], принципе символических наказаний — С.Кучера [51; 52], о хронике «Чуньцю» и ее данных — Д.Деопик [31–33] и А.Карапетьянц [41; 42], о методике гаданий — С.Зинин [38].
