Древние знания – на службе современности. Ancient knowledge – to the service of today - [45]
Еще немного глубинной психологии
При анализе явления национализма нельзя обойти еще один момент. Жизнь, как известно, штука сложная. И прожить ее – не поле перейти. А если по всегдашнему Марксу, это борьба. И по Дарвину тоже, и все, точка. Этим сказано все, несмотря на все благоглупости идеалистов. Из этого и будем исходить.
Стремление к жизни (вернее, к самосохранению), изначально буквально впечатано в психику человека. Как исходная системообразующая и управляющая – закономерно неосознаваемая, программа типа “exe.”. Это известно. Но силы жить ему дает возможность опоры на что-либо. Чтобы сохранять целостность психики и личности, не скатываясь при сильном давлении социальной среды в первобытное или растительное состояние. Это, пожалуй, тоже аксиома. Именно поэтому последней (из страстей человеческих) умирает надежда. Незадолго до физической кончины – за ненадобностью. Ученые из какого-то австралийского университета , получающие щедрые гранты и вооруженные магнитно-резонансной томографией, недавно даже высчитали эти сроки. Получилось час-два. Но мы здесь не об этом.
Так вот, на что может реально опереться человек? Это, конечно, он сам, семья, любовь, друзья, работа, вера, идеология и, наконец, свой народ, этнос, раса. Можно присовокупить сюда и увлечения (хобби).
Мы сразу же исключим из этого перечня самого человека: в вихре бурной сегодняшней эпохи редко кому удается надежно опереться на себя. Человек скорее ощущает себя щепкой в водовороте событий. Однако, и это отдельная тема.
Вот и давайте разберем эти варианты опор по степени устойчивости или надежности:
– С семьей, любовью, работой, сохранением дружеских отношений сейчас у большинства – напряженка. Слишком велико давление социальной среды.
– Намного легче верующим людям. Они (по определению) обращают внутренний взор вверх, к Творцу – в самых разных ипостасях. Но ведь это тоже не от хорошей жизни – не считая тех, кто впитал веру с младенчества и сомнений практически не знает. А у остальных, пытающихся аппелировать к Богу, редко выходит какой толк. Но все равно полегче…
– Идеологии, если говорить о наших землях, почти не осталось. Ее подмяла под себя необходимость выживания или безудержное тотальное «потреблятство». Причем, привычной, советской идеологии придерживаются в большинстве уже пожившие люди – но им ведь больше не за что держаться. Прошедшая под ее знаком жизнь как-то враз обесценилась. А новая реальность для них чужда и неприемлема.
– Если говорить – для сравнения и честного баланса – о более благополучном Западе, то там идеологии со времен Великой Французской революции вообще не было. При капитализме она просто не нужна – рынком такой товар не востребован! А сейчас ее там заменяет нехитрый свод из формально соблюдаемых прописных библейских истин. На идеологию такой эрзац явно не тянет.
В общем, попали мы, как говаривали древние китайцы, во время перемен. Да еще каких…
Что же остается? Правильно, своя народность, свой народ, своя страна. Но что делать, если он расколот и молится, говоря фигурально, совершенно разным богам. Хоть, правда, все чуть не хором твердят, что, мол, Бог один и един. А чего ж тогда все так яростно дерутся между собой? За монополию на представление интересов Бога, что ли? В большинстве лукавство это, чистый самообман – но и на это идут, лишь бы с ума не сойти, не имея вообще никакой опоры.
С партиями и политиками еще хуже: слова все говорят правильные – а поди разгляди, что у кого за душой. У чужих людей она, как известно, потемки…
Значит, и на них особо не обопрешься: обязательно провалишься в какую-нибудь трещину, как раньше, между белыми и красными.
А уже отсюда разные и трудносовместимые идеалы и ценности – по тому же Дарвину. Кто по природе своей хищник (стяжатель или властолюбец), а кому, условно же, быть законопослушным и мирным.
Похоже, действительно, остается последняя опора: свой народ, этнос или суперэтнос. Для нас, после распада Союза, это ощущение принадлежности к славянству. Но и с этим с середины 80-х не все ладно. По американскому сценарию эту опору довольно успешно раскалывают. С помощью того же глобального потребительского рынка да нужды нашей. Столько об этом уже писано, что и специально фактов искать не надо.
При описанном раскладе, получается, что национализм (любой окраски) остается одним из последних прибежищ страждущей души – если не обращаться к бутылке, наркоте,… Неким последним рубежом самозащиты от потери собственного «я» в атомизированном обществе. Но словами, любыми как угодно разумными доводами национализм не лечится. Вот такая, смахивающая на медицинскую (или, если угодно, адвокатскую), ситуация. Желающих это оспорить уже находилось и еще найдется множество. Только трудно это будет сделать: такова реальность. Словеса разные стоят что-то, только если за ними конкретные дела. А вот они в нашу информационную эпоху отчетливо видны.
А как со всем этим у нас, спустя 15 лет после обретения независимости?
Заглянем-ка на минутку на/в Украину. Точно такие вот мысли вызывало типичное поведение наиболее ярых представителей бывшей «непримиримой оппозиции» – пока она не взяла власть. Было это уже 9 лет назад. Любое заметное улучшение в жизни большинства народа – которое при хронически буксующей законодательной работе тогдашней Верховной Рады, можно было относить пре-имущественно на счет исполнительной власти, – вызывало только яростный шквал критики, критики «на уничтожение». А чем заметнее был какой-то провал в социальной сфере, тем явственнее было открытое злорадство. Все это еще свежо в памяти. Врать мне в этом нет смысла, в силу принципиально внепартийного статуса.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.
Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.