Драматическая миссия - [82]

Услышав на Военном совете о плане Штромфельда, Бём побелел. Если этому суждено осуществиться, рухнут надежды венгерских центристов на своих зарубежных союзников. Бём и Кунфи единодушно заявили, что военный план Штромфельда — «авантюристическая затея». Нападки были столь ожесточенными, что Бела Куну пришлось отказаться от плана Штромфельда. Был принят другой — куда более скромный. Правда, он тоже был разработан Штромфельдом: освобождение Словакии и выход венгерской Красной Армии на Карпатский хребет. Там, если Советская Россия двинет свои войска на запал, они могли бы соединиться и действовать плечом к плечу.

Итак, у подножия Карпатских гор венгерская советская армия готовилась к решающему наступлению на фронте протяженностью в двести пятьдесят километров. Одновременно — об этом официально был поставлен в известность Правительственный Совет — профсоюзные лидеры на улице Абони вступили в сговор с эмиссарами Антанты…

25 мая Бела Кун телеграфировал В. И. Ленину:

«Ввиду того, что правые элементы партии дожидаются благоприятного момента в связи с готовящимся наступлением Антанты, было бы очень хорошо, если бы вы в открытом письме на мое имя подтвердили, что есть лишь один выбор: либо пролетарская, либо буржуазная диктатура и что секрет успеха кроется не в обеспечении пути к отступлению, а скорее в том, чтобы радикально покончить с капиталистической системой».

Кун полагал, что находившийся в Москве Самуэли не сможет в столь короткий срок возвратиться домой в потому добавил: «Письмо прошу передать по радио».

Трудно передать изумление всех присутствующих, когда во второй половине дня 31 мая 1919 года на заседании Будапештского Совета рабочих и солдатских депутатов рядом с председательствующим они увидели стройную, подтянутую фигуру Тибора Самуэли. Всего десять дней прошло с тех пор, как он вылетел в Россию, — и вот он снова дома…

Тибор сильно загорел, кожа на обветренном смуглом лице шелушилась, — сразу видно, что пролетел многие тысячи километров в открытой кабине самолета. Глухой кашель то и дело прерывал его взволнованную речь.

— Дорогие товарищи, — говорил Самуэли. — Семь часов провел я в полете, и потому, говоря честно, голова кругом идет. Но я счел первейшим долгом прямо с аэродрома прийти сюда, чтобы своим появлением сразу опровергнуть слухи о моем бегстве за границу. Вместе со мной пришел сюда и пилот Добош. Думаю, что теперь рухнут все вымыслы о том, что Добош белогвардеец, что он тайно вывез меня за границу и передал в руки румынам. Впрочем, — словно спохватившись, быстро добавил Тибор, — вся эта ложь не заслуживает того, чтобы долго распространяться о ней.

Расскажу вам о своей поездке в Советскую Россию. Это были незабываемые дни…

Аплодисменты прервали его речь. Громкое «ура» огласило зал. Самуэли видел устремленные на него восхищенные взгляды, в которых светилась гордость.

Он чувствовал себя неловко под этими взглядами. За что благодарят его? Ведь он просто, как полагается коммунисту, выполнял задание партии. Тибор не думал о том, что за эти десять дней дважды подвергал свою жизнь смертельной опасности. Он легко мог стать жертвой авиационной катастрофы или попасть в руки врагов. Но когда речь шла о выполнении партийного задания, для Самуэли не существовало понятия опасности. Он нетерпеливо пережидал, когда смолкнет овация. Наконец, подняв руку и призвав зал к тишине, Тибор заговорил снова. Его слова были о русских друзьях:

— Вы не можете представить себе, товарищи, в какой нужде они сейчас живут!..

Он говорил о самоотверженности русского пролетариата, о победах Красной Армии, о том, с каким героизмом отстаивает советский народ завоевания своей революции.

— Но, несмотря на все лишения и невзгоды, правительства Советской России и Советской Украины обещали нам деятельную помощь! Венгерские борцы-интернационалисты, сражающиеся вместе с

Советской Россией, просили меня передать вам, что они полны решимости пробиться сквозь вражеские фронты и прийти нам на помощь!..

Снова взрыв аплодисментов потряс стены зала.

О себе Тибор не рассказал ни слова. Считал это нескромным. А ему было что рассказать… Как много пережито за десять дней! И тяжелого, и радостного.

По пути в Россию над Карпатами отказал компас. Добошу пришлось прокладывать курс по карте, по наземным ориентирам, полагаясь лишь на интуицию и собственный опыт. Все-таки они сбились с курса, в карте были неточности. Летели вслепую, пока не кончилось горючее, а потом пошли на посадку, не имея представления о том, где садятся. К счастью, приземлились под Винницей, которая всего лишь несколько дней назад была отбита у белых. Воздушный винт Ашбота, покрытый лаком, выдержал испытания в сплошной облачности над Карпатским хребтом. Но от Винницы до Киева пришлось лететь под проливным дождем, и, когда долетели, винт действительно стал таким, словно его изгрызли полевки. «Чудом долетели…» — дивились украинские друзья. На самолет поставили новый винт с медной окантовкой…

Под Киевом Тибора встретил Миклош Эрёш, бывший военнопленный, ныне чекист. Он выехал навстречу Самуэли по личному распоряжению Владимира Ильича. Разве забудется когда-нибудь, как озябшие, промокшие вылезли они с пилотом из кабины самолета и очутились в дружеских объятиях! А потом встреча с товарищем Подвойским, расспросы, разговоры. Тибору казалось, что он окунулся в теплое море дружбы, искренней и бескорыстной.