Драма жизни Макса Вебера - [101]

Макс Вебер, который конечно же не принимал левых убеждений Толлера и не был согласен с революционной политикой, тем не менее выступал в защиту декадента – главнокомандующего. Он утверждал, что Толлер – благородный человек, поэт, устремленный к светлым идеалам, но не всегда умеющий находить соразмерные средства для достижения этих идеалов. В терминах его, Вебера, этического учения можно сказать, что Толлер – человек, руководствующийся этикой убеждения, то есть человек, действующий ценностно-рационально (с. 240). Упомянутый выше Юрген Каубе совершенно правильно говорит, что, собственно, за это и надо наказывать, что человек, неспособный поверить свои ценности рациональным суждением, может принести больше вреда, чем даже рационально мыслящий злодей (ЮК, 537). Но именно такая линия, поддержанная авторитетными свидетелями защиты, победила: суд признал «отсутствие бесчестных намерений» и приговорил Толлера к пяти годам заключения. Получается, судили не за дела и даже не за намерения, а за «честность намерений», что бы это ни означало; у социалиста и анархиста Толлера «бесчестных намерений» не было, а у коммуниста (члена ГКП) Левинé они были, поэтому Толлера пожалели, а Левинé расстреляли. Толлер впоследствии прославился как поэт и драматург антифашистского направления, эмигрировал в Америку и в 1939 г. в дни поражения республиканцев в Испании и торжества Франко покончил жизнь самоубийством.

Ситуация с Отто Нейратом была несколько иной. Молодой философ и экономист (ему, как и Толлеру, 26 лет) был директором мюнхенского Центрального экономического управления, своего рода баварского Госплана, занимавшегося исполнением планов «социализации», то есть, говоря более привычным для нас языком, обобществления экономики. «Комиссаром социализации» попросту и правильно называет его Марианна (МВ, 542). Когда Нейрат был отдан под суд, Макс Вебер, который, естественно, был принципиально не согласен с его социалистической концепцией «управляемой экономики» (ХИО, 1, 157–158), вынужден был свидетельствовать в его защиту, по сути, подтверждать его политическую благонадежность. Поскольку за Нейрата заступилось правительство Австрии, дело обошлось депортацией.

У Вебера, как мы видим, не получилось быть выше «мелочной жизни», чтобы наслаждаться красотой и благородством «этой земли» в лице Эльзы Яффе. Иногда, кажется, он не совсем точно оценивал то, что вокруг него происходит. Он ведь искренне заступался перед судом за Толлера, Нейрата и др. Для него они были не людьми, которые проливали чужую кровь по причине своих политических убеждений, а благородными оппонентами в вечной и никогда не прекращающейся философской, политической, экономической, эстетической и этической дискуссии. А оппонентов нельзя наказывать, им нужно доказывать, их нужно переубеждать. Это разные планы реальности; Вебер живет в одном плане, а его подзащитные и судебные власти – в другом. Вебер оперирует аргументами, а другие – пулями и тюрьмой. Поэтому он защищает людей, с которыми не согласен и которые своими убеждениями угрожают его существованию. Реальность же выглядит тревожно, и самочувствие у него тоже тревожное. Из его письма Марианне: «Город выглядит еще по-военному, углубляют траншеи, укрепляют проволочные заграждения и т. д., вероятно, потому, что правительство хочет опять переселиться сюда. Все время идут аресты, в Ансбахе у Штарнбергского озера вчера нашли целое большевистское гнездо с корреспонденцией и русскими деньгами. Я еще слишком устал и равнодушен, чтобы полностью быть выше этих вещей. Но все войдет в норму и будет лучше, чем мы ожидаем. Только теперь все выглядит ужасно <…> Это письмо немного усталое из-за ужасного политического положения и наступившего изнеможения» (МВ, 542).

Макрополитика

Макс Вебер в мюнхенский период неоднократно заявлял об отказе от политики. Возможно, потому, что масштаб мюнхенской республики, наверное, казался ему несколько мелковатым, его интересовала макрополитика, от участия в которой он никогда не уставал. Так, в начале 1919 г. он не отказался от участия в качестве ученого эксперта в германской делегации на мирных переговорах в Версале. Это участие не принесло ему славы. Вообще роль Макса Вебера, а также таких всемирно известных ученых, как военный историк Ханс Дельбрюк, юрист Альбрехт Мендельсон-Бартольди и политик граф де Монжелá, включенных в делегацию, оказалась крайне двусмысленной. Марианна в своих мемуарах утверждает, что Вебер не желал ехать в Версаль, чтобы присутствовать там при всемирном унижении Германии, но только ничтожная надежда на справедливость подвигла его к участию. Подписи профессоров требовались для подкрепления позиции Германии по «вопросу о вине», то есть о том, кто виноват в развязывании войны. Немецкие политики, так же как немецкие профессора, в частности Макс Вебер, считали, что Германия не должна нести вину за развязывание войны. Немецкий меморандум по этому вопросу официально назывался «Белая книга (об ответственности виновников войны)». «В очень объективно изложенных данных делается попытка пункт за пунктом отклонить утверждения противной стороны – ничего не скрыто. Поведение Австрии предстает в неблагоприятном свете: ее краткосрочный ультиматум Сербии, ее отклонение попытки посредничества Англии, ее отказ от всякого обмена мнениями с Петербургом определены как серьезные ошибки. Но главная ответственность падает на империалистическую политику России, целью которой являются панславизм, развал Австро-Венгрии, распространение своего влияния на Балканах, завоевание турецких проливов <…> Только как в оборонительную войну против царизма вступил немецкий народ единодушно и решительно в борьбу 1914 года» (МВ, 538). Так рассказывает о ситуации Марианна со слов самого Макса. Позиция довольно разумная. Австро-Венгрии уже не существует, ее можно обвинять в чем угодно. Ну а Российской империи, которая в случае правильного (а в глазах Германии – худшего) развития событий должна была бы сидеть за столом победителей, тоже уже нет, и в интересах Германии сделать ее виноватой во всем, тем более что латентная предпосылка о виновности России связывает издавна и победителей, и побежденных в этой (и в следующей!) мировой войне. Не случайно Дельбрюк уверенно заявлял, что поджигателем войны была Россия, а у Франции и Англии не было никаких оснований воевать против Германии как державы, «защищающей Европу и Азию от доминирования московитства»