Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд - [2]

Шагая по комнате, она вела воображаемый диалог с Майклом, высказывая ему все свои соображения по поводу вечерних отлучек и бесконечных партий в гольф по выходным якобы с партнёрами фирмы. Грейс в овладевшей ею лихорадке отчаяния уже не замечала, что не укачивает ребёнка, а резко встряхивает, отчего малышка надрывно заходится в неистовом плаче.

Так своевременно раздавшийся звонок заставил молодую мать вздрогнуть и остановиться. Словно очнувшись от тягостного сна, она посмотрела на Полли и ужаснулась её виду.

Вся красная, с бледным треугольником возле крошечного алого рта, девочка сжимала и разжимала кулачки, изгибая напряжённое тельце так сильно, как будто желала во что бы то ни стало покинуть объятия матери. Малышка уже не кричала, она лишь издавала протяжные хнычущие звуки, похожие на жалобный плач небольшого зверька.

Сердце Грейс сжалось от раскаяния. Вернув Полли в кроватку, она опрометью кинулась к входной двери и распахнула её.

– Доброе утро, миссис Хоггарт, – профессиональная няня из агентства Хартфилда ничем не выдала своего удивления из-за неряшливого внешнего вида нанимательницы.

– Боже мой, как же я вам рада, мисс Бэбкок, – чуть не плача выкрикнула Грейс, суетливо поправляя воротничок блузки. – Полли сегодня неважно себя чувствует, и я с ног сбилась, пытаясь её накормить. Просто ума не приложу, что я делаю не так. Как думаете, может, ей требуется осмотр доктора?

Пока невозмутимая мисс Бэбкок снимала пальто и несколько щеголеватую для женщины её возраста шляпку, она успела не только успокоить взвинченную утренними событиями Грейс, но и получить всю необходимую информацию о состоянии своей подопечной. Профессионализм няни успокаивал и внушал надежду на то, что всё как-нибудь наладится, а трудности не иначе как временные и вполне преодолимые. Именно поэтому мисс Бэбкок в агентстве Хартфилда считалась самой квалифицированной няней и не стеснялась брать плату по двойному тарифу.

Гораздо более спокойная, чем полчаса назад, Грейс, умывшись холодной водой и оставив Полли на попечение няни, отправилась в кухню, чтобы приготовить себе чашку крепкого и сладкого чаю. Незадавшееся с самого начала утро заиграло новыми красками, как только струя кипятка закрутила чаинки в бурном водовороте. Ощущая, как туго скрученная пружина, таившаяся где-то глубоко внутри, медленно распрямляется, Грейс с блаженным вздохом опустилась в низкое кресло и подложила под спину вышитую гладью подушку. Такие подушки в избытке получали все члены семьи от тётушки Розмари, для которой не составляло никакого труда изобразить на бархате или шёлке хоть пастораль в духе Ватто, хоть лондонский Биг-Бен, поразительно напоминающий оригинал. Майкл всегда пренебрежительно закатывал глаза, когда распаковывал очередной шедевр, присланный к празднику, а Грейс эти вещицы казались милым пережитком, осколком довоенной эпохи, ушедшей вместе с Титаником на дно времён.

Только сейчас она заметила, что на серебряном подносе для корреспонденции, задвинутом в самый угол стопки начищенных противней, лежит жёлтый конверт. Миссис Кэррингтон, приходящая прислуга, помогающая Грейс трижды в неделю, по какой-то неизвестной причине никогда не отдавала письма и телеграммы непосредственно в руки, а всегда складировала их на поднос, который помещала в самые неожиданные места. Привычка эта была настолько же неискоренима, насколько и загадочна.

Острое предчувствие скорых перемен заставило Грейс прерывисто вздохнуть. Сама не понимая почему, она долго не решалась вскрыть конверт, хоть и узнала небрежный рваный почерк с сильным наклоном влево. «Mrs. Грейс Хоггарт, коттедж «Семь вьюнков», Лексден-энд-Уинстри, Эссекс» было написано на нём голубоватыми чернилами. Майкл в качестве адресата не упоминался вовсе.

Глава вторая, в которой Розмари Сатклифф с большим воодушевлением относится к получению письма в жёлтом конверте и с куда меньшей радостью встречает старинную знакомую

– Боже мой, как это не вовремя! – с досадой воскликнула Розмари Сатклифф, пожилая аккуратная леди с печальными складками у рта, растерянно вглядываясь внутрь непрозрачной стеклянной банки.

 На донце виднелась невразумительная толика коричневого порошка. Было совершенно ясно, что его не хватит даже на одну порцию горячего шоколада. «Надо же было этому случиться именно сейчас, когда в гостиной сидит эта противная Мэдди Эндрюс», – протестующе подумала Розмари, поджав тонкие выцветшие губы.

 Мэделин Эндрюс, проведя вместе с мужем, военным атташе, множество лет в Бенгалии, недавно овдовела и вернулась в Англию. С достойным лучшего применения пылом она принялась восстанавливать светские связи, не пренебрегая даже товарками по пансиону, которых не видела без малого тридцать пять лет. Общительность визитёрши не знала границ, и сразу же после обмена приветствиями и натужными банальностями она умудрилась ввести Розмари Сатклифф в курс всех главных событий своей насыщенной жизни.

Чувствуя, что ей требуется передышка, та отправилась на кухню приготовить им обеим горячий шоколад, – и вот надо же, какая неприятность! Мэдди и так уже успела обшарить своими не в меру любопытными тускло-серыми глазками всю обстановку скромного коттеджа, подметив и искусно починенные занавеси на окнах, и потрёпанный ковёр, и вытершуюся на подлокотниках обивку кресел. Взгляд, которым она окинула затем подругу, говорил о том, что Мэдди Эндрюс уже мысленно прикидывает, в каких выражениях будет описывать бедственное положение приятельницы общим знакомым.