Драконы моря - [126]

— Здесь вам обоим послание, — сказал он сонно. — Посмотрите в этом мешке. Совы всё время ухают с тех пор, как мне это передали. Я был у ручья, когда ко мне подошёл человек из лагеря финнведенцев и спросил тебя, Орм. Я сказал ему, что ты ушёл к людям из Вэренда. Тогда он перебросил через ручей мешок, так что тот упал мне на ноги, и прокричал, что это дар для Орма из Гронинга и его длинноносого попа. Я спросил его, что лежит в мешке. Кочан капусты, ответил он, расхохотался и ушёл. Вот этот мешок, я к нему не прикасался.

Он положил мешок к ногам Орма, улёгся и сразу же заснул. Орм мрачно посмотрел на мешок, а затем на священника. Оба покачали головами.

— Там что-нибудь дьявольское, — сказал отец Вилибальд, — не иначе.

Орм распустил верёвки и вывалил содержимое мешка. Две человеческие головы покатились по земле, и отец Вилибальд со стоном упал на колени.

— У них нет бород! — вскричал священник. — Служители Христа, убитые язычниками! Как может ум человеческий понять волю Божью, когда подобные вещи позволяют торжествовать дьяволу!

Он пригляделся к двум головам и воздел руки к небу.

— Я знаю их, я знаю их обоих! — вскричал он опять. — Это отец Себастьян, благочестивый и достойный человек, которого безумный магистр должен был освободить из рабства. Но Господь освободил его и вознёс на Небеса к святым мученикам. А это брат Нитард из Реймса, который одно время был с епископом Поппо при дворе короля Харальда. Оттуда он отправился в Сконе, и с тех пор мы о нём ничего не слышали. Он тоже, наверное, сделался рабом. Я узнаю его по уху. Он всегда со рвением и усердием отстаивал правую веру, и однажды, при дворе императора, один из монахов императрицы Теофании, родом из Константинополя — того города, который норманны называют Миклагард, — откусил ему ухо во время диспута о природе Святого Духа. Он всегда говорил, что поплатился своим ухом за борьбу с ересью и что готов сложить свою голову в борьбе с язычеством. Его обет исполнился.

— Если он хотел этого, — сказал Орм, — то мы не должны его оплакивать, хотя я думаю, что финнведенцы сделали это не по его просьбе, какая бы благочестивая она ни была, они сделали это, дабы унизить и огорчить нас. Это награда нам за то, что мы крестили Остена с его приспешниками и отпустили их с миром вместо того, чтобы убить их, когда это было в нашей власти.

— Доброе деяние всегда останется добрым, и не пристало раскаиваться в нём, — ответил отец Вилибальд, — что бы оно ни повлекло за собой. Эти головы святых я похороню рядом с церковью, ибо от них исходит сила.

— Вонь от них уже исходит, — сказал Орм мрачно, — но, быть может, ты прав.

Затем, по просьбе отца Вилибальда, он набил мешок травой и листьями и с великой осторожностью поместил туда две головы.

Глава двенадцатая О тинге у Камня Краки

На следующее утро были избраны двенадцать человек от каждой приграничной округи, от Вэренда, Геинге и Финнведена. Эти люди отправились на то место, которое им по обычаю предназначалось, и уселись там вместе в полукруге лицом к Камню. Оставшиеся столпились за ними, называя своих представителей, которые должны были выслушать этих мудрых людей. Дюжина вэрендцев сидела в середине полукруга, и их вождь поднялся первым. Его звали Угги Косноязычный, сын Оара. Он был стар, и все считали его самым мудрым человеком из Вэренда. Всегда, когда он выступал, он говорил очень невнятно и с большим трудом, но все соглашались, что это лишь признак глубины его мыслей. Говорили, что он выделялся своей мудростью ещё в юности, когда он все три дня тинга просиживал, не говоря ни слова, лишь медленно кивая головой.

Он подошёл к Камню, повернулся лицом к собранию и сказал:

— Мудрые люди собрались здесь. Самые мудрые люди из Вэренда, Геинге и Финнведена собрались здесь по древнему обычаю своих отцов. Это хорошо. Я приветствую вас всех и призываю, чтобы наши решения принимались мирным путём. Чем мудрее вы будете судить, тем благоприятнее это будет для нас. Мы собрались здесь, дабы говорить о мире. Обычно одни люди думают одно, а другие другое. Я стар и опытен и знаю, что я думаю. Я думаю, что мир — это хорошо. Лучше, чем раздор, чем пожар и кровопролитие. Мир царил между нами целых три года, и никакого вреда от него не было. Никакого вреда и не будет, если мир будет продолжаться. Те, кому есть на что сетовать, будут услышаны, и их жалобы рассудят. Те, кто хотят убивать друг друга, могут делать это здесь, у Камня, ибо таков закон и древний обычай тинга. Но мир — лучше всего.

Когда он закончил свою речь, вэрендцы остались очень довольны своим вождём и гордились его мудростью. Затем поднялся вождь людей из Геинге. Его звали Сони Зоркий, и он был так стар, что двое человек поддерживали его под руки, когда он вставал, но он гневно оттолкнул их, проворно проковылял к Камню и занял своё место рядом с Угги. Он был высоким и сухопарым человеком, согбенным годами, с длинным носом и редкими клочками бороды. И, хотя был ясный день позднего лета и палило солнце, он был одет в кожаный плащ, доходящий ему до колен, и толстую шапку из лисьего меха. Он был очень мудр и, сколько все его помнили, пользовался большой славой. Его прозорливость была известна, он находил спрятанные клады, предвидел грядущее и мог предсказать неудачу. Вдобавок ко всему прочему, он был женат семь раз, у него было двадцать три сына и одиннадцать дочерей, и говорили, что он не успокоится, пока у него не будет двойной дюжины сыновей, за что им восхищались и очень почитали в Геинге.