Драконы грома - [70]
Так перестала существовать копия, что, в конечном счете, закономерно. По крайней мере, драматургически.
Ружье, висящее на стене в первом акте. Но бог с ней, с имитацией, не лучше ли нам поскорее вернуться к подлиннику, который мы оставили до времени в подземельях Красного форта?
Как гулко отзываются каменные плиты под ногами. Как пусто и холодно в этом сумеречном зале, где мраморный пьедестал хранит царапины павлиньих золотых лап. Я бережно трогаю прохладный мрамор, осторожно глажу, сметая мельчайшую пыль. Время не коснулось его своим все разрушающим дыханием. Он все так же гладок, и в алебастровом лоске его чахнет отблеск стрельчатых окон. Так где же трон?
Целый век он верой и правдой служил Великим Моголам, но, после того как Индию завоевали англичане, наследники могольской славы уже не могли удержать сокровище в своих руках. Последнего из них, Бахадур-шаха, после неудачного восстания 1858 года сослали в Рангун, где и закончился славный род мусульманских властителей Индии.
Но прошло еще много лет, прежде чем англичане нашли тайник, в котором моголы спрятали бесценное кресло-трон из дворца, и погрузили его в трюм быстроходного клипера «Гроусвинер», направлявшегося к белым берегам Альбиона.
Последний раз парусник видели в цейлонском порту Тринкамали, где он взял груз чая и запас воды. 27 июня того же 1882 года вблизи берегов Восточной Африки судно наскочило на риф и затонуло вместе с командой и грузом.
В то туманное утро, когда печальный звон возвестил о том, что над «Гроусвинером» сомкнулись воды Индийского океана, едва ли кто-нибудь из лондонцев догадывался, по ком на сей раз звонит колокол. Будучи в 1979 году в Лондоне я попал в отель Гроусвинер, выходящий одним подъездом на одноименную улицу, другим — на вокзал Виктории. Акварель со злосчастным клипером украшала мой номер.
Учитель графа Монте-Кристо
Помню, как поразил меня в детстве аббат Фариа из «Графа Монте-Кристо». Затаив дыхание читал я и перечитывал страницы, посвященные романтическому узнику замка Иф. Про то, как он прорывал подкоп, как учил Эдмона Дантеса языкам, истории и таинственной науке о ядах. Но мне и в голову не могло прийти, что Хозе Кустодио Фариа — реальное историческое лицо, оставившее заметный след в европейской культуре. И уж меньше всего можно было предположить, что я когда-нибудь загляну в его пророческие очи, которые так вдохновенно описал Дюма-отец. Но тем не менее такое случилось. И произошло это не во Франции и не в Италии, а в далекой Индии, на жарком побережье Аравийского моря.
Дюма ошибся. Аббат Фариа не был итальянцем. Его родиной был легендарный Гормант — прекрасный Золотой Гоа…
Как рассказать мне об этой дивной маленькой стране, которая узкой полосой протянулась вдоль Малабарского побережья Индии? Где найти слова, могущие хоть отдаленно передать запахи ее лесистых холмов, блеск лагун на закате, шум водопадов и пеструю разноголосицу карнавалов? Мне кажется, что Александру Грину, создавшему силой воображения Зурбаган и Гель-Гью, мерещилось нечто похожее на пленительные гоанские города: Панаджи, Мапуса, Васко да Гама. Доведись ему побывать в Гоа, он бы, я думаю, сразу узнал мыс Дона Паула и ленивое дыхание пассата над бухтой Мармаган.
Здесь все дышит историей, на этой латеритовой земле цвета толченого кирпича, опаленной войнами и вечным тропическим зноем. О ней повествуют древнейшие тексты «Пуран» и «Махабхараты», в которых она названа «раем Индры». Не оттого ли так красна почва, что слишком многим приглянулся этот рай? Не случайно же Гоа стал первым клочком индийской территории, на которой утвердились европейские колонизаторы, и последним оплотом колониализма на ней. Лишь через четырнадцать лет после провозглашения независимости Индии чужеземные захватчики покинули древний Гормант. Произошло это 19 декабря 1961 года. Но минуло еще четырнадцать лет, прежде чем Португалия, сбросившая фашистскую диктатуру Салазара, официально признала Гоа частью индийской территории.
Итак, Гоа — рожденный, согласно легенде, из стрелы бога Парасурама, выпущенной в море с высокой скалы…
Общая площадь района, наибольшая протяженность которого 105 километров, а ширина — 60, составляет 3611 квадратных километров. Согласно последней переписи, здесь живут миллион человек, говорящих на звонком и красочном языке конкани с большой примесью португальских и английских слов. Гоанцы удивительно красивый народ. Они держатся с достоинством и подчеркнутой независимостью, что не мешает им быть открытыми и приветливыми. Редко можно увидеть в толпе лицо, не озаренное жизнерадостной белозубой улыбкой.
Я прилетел сюда из Бомбея, индустриального гиганта, окруженного мутной, подернутой радужной пленкой нефти, водой, и поразился тому, как свежа самая веселая на земле зелень молодого риса. От аэропорта Даболимо до столицы Гоа Панаджи всего 29 километров. Но на дорогу обычно уходит около часа, поскольку приходится переправляться на пароме через реку Зуари. Этого времени не хватает для того, чтобы свыкнуться с той разительной переменой, которая поражает всякого, кто приезжает сюда. Гоа не похож ни на один из штатов Индии. Он ослепляет, как солнечный свет на выходе из подземелья. Я поймал себя на том, что улыбаюсь без всякой на то причины. Говорят, что нечто подобное испытал Гоген, впервые увидав Таити. Типичный гоанский пейзаж: рисовое поле, окруженное рощицами кокосовых и арековых пальм, порослью манго, где в тени прячутся от любопытного глаза непримечательные деревья, на которых прямо из ствола вырастает колючий таинственный дурьян — абсолютный чемпион среди тропических фруктов. Но Гоа прославлен все-таки своими манго. Золотой Гоа щедро дарит золотые плоды, которые так любят по всей Индии. Недаром слова популярной песенки «В Гоа, в сезон манго…» стали символом беззаботного счастья. Только есть ли такое в подлунном мире? Как бы ни была плодородна земля и щедро солнце, без соленого пота людского и жара сердец только дикие джунгли поползли бы по берегам здешних мутно-зеленоватых рек, несущих богатые илом воды в Аравийское море. Гоа — страна трудовых людей. Это их неустанной заботой дважды в год наливаются рисовые метелки и кокосовая пальма плодоносит каждые сорок два дня все сорок два года своей благодатной жизни. Это их умные руки наполняют корзины орехом кешью и красными ягодами личи, вытягивают сети, в которых бьются литые ртутные рыбы — гордость рыбаков Дона Паула и Мармагана, или ловушки, в которых запутались знаменитые лобстеры и длиннобородые океанские раки. Ныне эти исконные продукты местного экспорта пополнились железной и марганцевой рудой, солью, а также сахаром, который вырабатывается из тростника на современном предприятии. Вступил в строй завод искусственных удобрений, строится несколько новых консервных и текстильных фабрик, расширяются доки в порту Васко да Гама. Одним словом, традиционно фруктовый Гоа обретает постепенно промышленный облик. Достаточно сказать, что только на рудниках работает ныне около ста тысяч человек. По-прежнему деревянный плуг взрыхляет рисовое поле и под сенью кокосовых перистых опахал роются в сухой скорлупе черные полудикие свиньи с прогнутой спинкой, а крестьяне везут на базары грозди бананов, медовые ананасы, приторно-сладкие чико, но что-то уже необратимо переменилось в «раю Индры». Все уверенней звучит голос молодого рабочего класса на выборах в органы муниципального управления, повсюду ощущается жадный интерес ко всему новому, прогрессивному. Повсеместно открываются школы и колледжи, по вечерам молодые рабочие занимаются на общеобразовательных курсах. После воссоединения Гоа с Индией здесь открыто около семисот новых учебных заведений. По уровню образования гоанцы почти сравнялись с жителями Кералы — самого грамотного штата страны.
