Драконодав - [11]

– В кости играют? – возмутился я, – распорядись, чтобы страже удержали четверть жалования в этом месяце.

– А каменщикам? – спросил управляющий.

– Каменщикам вообще не платить, пока не исправят северную башню, там верх стены перекосило, того глядишь рухнет, – нахмурился я, – совсем от рук отбились погляжу, а ну как осада?

– Спаси и сохрани Святая Клотильда от такой напасти, – перекрестился управляющий, сбежавший из южных земель, где его замки брали приступом трижды, – плотникам тоже не платить?

– А плотникам-то почему не заплатить? – удивился я, – они все пристани отлично срубили и вовремя, накинь им сверху пару монет и вина поставь.

– Вдова Одет спрашивает, как решена участь обесчестившего её бродяги? – продолжал утренний доклад управляющий, – бродягу пока заперли в темнице.

– Вешать на донжоне, – пожал я плечами, – ко мне-то зачем с такой ерундой обращаться, это начальник стражи мог решить.

– Так Дайон был на охоте, – сказал управляющий, – а потом с лесниками разбирался, да поехал в Барфлёр за лошадьми.

– А, ну да, – кивнул я, – сами бы решили, делов-то, верёвки что ли нет?

– Простите, господин, – поклонился управляющий, – не повторится, в следующий раз с такой ерундой к вам не обратимся.

В таких бесконечных разборах дел и протекала моя нынешняя жизнь. Понимая как устроена кухня, как оруженосцы службой пренебрегают, что лесники постоянно сбывают дичь с душком, как воруют камень со стройки, я держал свой замок в латной рукавице. Обычно бароны заняты охотой, сельскими девками, пьянством и совсем немного службой королю или герцогу, собираясь раз в четыре года на смотр. Бывало выезжали на войну раз в жизни, бывало сказывались больным. За то полагалось наказание, если выяснится, что фальшивая болезнь, правда иногда короля самого на поле брани убивали или хворь какая в походе прибирала. Оно же понятно: неделя в походе, почитай год жизни. Вода дрянная, может из болота тебе набрал слуга, а может там лошадь третьего дня утонула, неизвестно же, что происходило тут пару дней назад. Вокруг лагеря сразу горы дерьма разрастаются, кто в реке моется, кто лошадь поит, чума нагрянуть может в любой момент. Поэтому война дело грязное и кровавое, одёжу в уксусе вымачивают, чтобы блохи не заедали и солома в поддоспешниках не гнила, все воняют потом, если кого ранят, вообще Святому Кондратию только молиться. Это в столицах сказывают лекари есть, а в походе цирюльник ногу отрежет, пару дней в горячке проваляешься и не помрёшь, будешь нищим, хорошо, если место при церкви дадут с невысокими налогами, будешь там побираться. Или приберёт господь, такое чаще случалось, помню, стрела попала рейтару в руку, спокойно протолкнул её сам, сломал древко, вынул половинки, а вечером слёг в горячке и утром помер. У нас был в походе лекарь при его светлости, тот говорил нужно в реке мыться почаще, не раз в год, а намного чаще, говорил римляне – это такие древние мудрецы – вообще мылись каждый день после обеда. Ну, знамо дело мудрецы, плохого не посоветуют, я старался в речке или кадке с мыльным корнем хоть раз в неделю мыться, правда, священники ругали, но вполголоса. Исподнее тоже стирал как рыцари справные хоть раз в неделю, замок тоже приучал, нечего как чумазые северяне ходить, мы просвещённое королевство.

В городишке открыли кабак на пристани, завидев такое, потянулись лодочники, местные хуторяне стали привозить на рыночную площадь дичь и мясо, покупая ткань и гвозди у предприимчивых торговцев. Вскоре городишко стал оживать, даже ярмарку провели, открыли второй кабак, в заброшенную церквушку определили причетника, вскоре округа сверялась с её колоколом, постоянно зная утро теперь или полдень. Горланил причетник отменно, любил, как положено, выпить и закусить в кабаке, девок исповедовал, нормальный толстячок. Вскоре в городишке стало тесновато, приехавшие из Ла-Бастид семьи поставили несколько новых домов. Жизнь, доселе жалкая и бедная, исполненная старческих немощей и беспросветной нищеты, становилась разудалой и весёлой. Через город стали проезжать вороватые жонглёры, устраивающие целые представления и обворовывающие зрителей, а хуже того дома, пока бесхитростные деревенщины смотрят представление. Поэтому, в городке пришлось завести толкового шерифа, назначив одного из бывших слуг герцога. Это имело двойное значение – малый был незнаком со здешними, потому никого не выделял, чужой всем, он был предан только новому владельцу. Конечно, его вскоре подкупят торговцы или жонглёры, однако первое время шериф наводил порядок крепкой рукой. Здесь должность называли на островной манер шерифом, ещё помнили старики, как здесь заправляли островитяне, начальника стражи здесь как называли шерифом полсотни лет назад, так продолжали. Впрочем, новоиспечённый шериф был из островитян как раз, по отцу, поэтому быстро приучил местных играть в мяч, только зубы летели и порубил своим быстрым клинком с дюжину разбойников, да повесил воришек – серьёзный был человек.

Кузнец за серебряную монету наладил мельницу, оказалось там дела на пару дней, пока ремонтировали замок и постройки, обзаводились скотиной, потянулись первые возы с зерном. Раньше им приходилось, как мельница сломалась ездить за два дня в аббатство Святого Иннокентия, но размолов у меня дешевле и ближе, вся округа стала ездить к нам. Аббат было стал жаловаться его светлости, но герцог только заругался сильно и ничего не ответил, занятый торговлей о выкупе и отпаиванием холодным вином короля, говорят тот чуть не помер от хохота, узнав все подробности пленения. Аббат решил прикрыть мельницу, подав жалобу епископу, однако тот, прослышав об истории при дворе, где который месяц анекдот вызывал хохот, ссориться с новым любимчиком герцога и короля не хотел, даже передавал благословение. Герцог, вернувшись от короля, заехал в замок и был приятно удивлён произошедшими переменами. Он помнил замок развалюхой с вечно пьяным хозяином, не сказать, чтобы с бесконечных запасов вина я всегда держался ровно в седле, однако по сравнению с прежним хозяином я был святым.