Драконий коготь - [35]

Хруст. Отвратительнейший хруст шейных позвонков пятидесятилетней женщины, на шею которой свалилась та, что, будучи в два раза моложе, при всей своей чудесной фигуре была и в два раза тяжелее. Свалилась тем, что было у нее наиболее весомым. Бедрами. С высоты не менее двенадцати футов.

Только тело профессиональной танцовщицы могло проделать такой кульбит за время полета, длившегося долю мгновения. От магии аж фурчало, но Дебрен все равно никогда потом не мог разделить действовавшие на труп силы и понять, что, собственно, произошло.

Он понимал, что реверс подействовал. Просто все происходило быстрее, чем он предполагал, а заклинание, которое следовало нейтрализовать, оказалось, по-видимому, совсем слабеньким. По Сусвоку оно сплыло, как вода по маслу. Он мог раскроить Дебрену череп, времени у него на это хватало. Вскочил он первым, его бедра не были прижаты двумя женскими трупами.

Однако вместо того, чтобы сразу броситься на магуна, он взвыл, как волк. Дебрен недоверчиво глядел на свод потолка и неожиданно ставшее резким красное, покрытое оспинами лицо. И на щели трещин, разбегающихся то ли по камням, то ли по этому лицу.

— Что ты с ним сделал, подлюга?! Яйца тебе отрежу! Нет, выдерну! Кусок за куском! — Сусвок саданул пытающегося сесть Дебрена по носу, повалил. — Эти щипцы уже многих заставили выть…

Дебрен застонал. Отчаянным усилием высвободил левую ногу из-под изумительной груди Унеборги, рванулся вправо, одновременно выкручивая суставы бедра и колена. Ступня попала в выпяченные в наклоне ягодицы. Немного сбоку. К счастью.

Потому что между ягодицами неожиданно вылезло липкое от кала и крови острие.

Что-то плюхнулось на пол. Что-то такое, что меч Ленды отрубил от тела, прежде чем вошел в низ живота по другую сторону. Сусвок хрипел. И все еще ползал на коленях. Сильный, однако, был.

Дом задрожал. Весь дом, не только подвал. Весь дом и все внутри него задрожало, где-то наверху лопнуло стекло в немногих роскошных окнах. Притолока с гулом треснула, во мраке пискнула раздавливаемая крыса. Дебрен, сам удивляясь собственной прыти, воспользовался оказией, скорчился, высвободил вторую ногу. Перекатился через край ложа, свалился на пол.

— Под кровать! На живот и под кровать, Ленда!

Он ударил головой склонившегося над нею Сусвока, перевернул его, схватил девушку за локоть, потом за волосы, потащил. Она была тяжелой. И все же они ползли. Он не управился бы в таком положении, однако же они ползли. Потому что она ему помогала, потому что все еще…

— Ты жива? — Сломанное ложе не хотело впускать под себя одновременно двух, поэтому вначале он втолкнул Ленду. Сам заполз до пояса. И так они замерли. — Не умирай, княжна, пожалей меня! Сейчас я напрягусь и выпущу тебя…

Он громко пустил ветры.

Небо было чистое, безоблачное. Пренд гордо катил свои воды между сваями помоста, мягко омывал борта пятидесятифутовой лодки с сильно задранным, не боящимся морских волн носом. Кричали чайки, обманутые видом сетей и бочек, перекатываемых на палубу, выглядывающие рыбью мелочь, кричал усатый десятник, присматривающий за погрузкой снарядов для катапульты. Постукивали костями лениво развалившиеся на корме лучники, перепивший матрос жертвовал реке прощальный ужин. Дебрен стоял, прислонившись животом к барьерчику, жевал зубочистку и пытался составить малопривлекательное заклинание, помогающее успокоить боль в заду.

Ее он не услышал. Было слишком шумно, как и всегда в порту. Не услышал — почувствовал. Она не мылась со вчерашнего дня, а поту, перемешанному с запахом льна ее платья, хоть уже выветрившемуся и приправленному пылью, было не меньше недели. Но это Дебрен отметил позже, поворачиваясь в полной уверенности, что это она. Интересно. Нет, не интересно. Грустно.

— Ты еще здесь. — Она изобразила подобие улыбки. Была холодна как лед. Это ни о чем не говорило, ведь он еще никогда не видел ее при свете солнца и по-настоящему не знал цвета ее глаз — немного голубых, чуточку зеленых, покропленных золотым. Как река у него за спиной.

— Сложности с погрузкой. В основном — пьяный экипаж. Рад тебя видеть, Ленда.

— Ты радуешь взор своей наружностью, — буркнула она, немного рассеянно окинув взглядом чародея. — Сразу видно, господин. Кафтан серебром шит, чистенький, пахнидлом побрызган…

— И очень тонко заштопан. Благодарю. Ты возвращаешь его в лучшем состоянии, чем он был, когда плотогоны меня в реку скидывали. Но вот с ароматом ты малость перебрала. Женский. Сладкий… На меня все странно смотрят.

— Я баба простая, извини. А благодарить надо Ксеми: она стирала и штопала. Я лучше мечом работаю, чем иглой, над тобой только бы смеялись. А коли об этом разговор, — она сунула руку под левую мышку, подала Дебрену продолговатый предмет в полотняном мешочке, — это тебе. Едешь к язычникам, одной волшебной палочки там маловато. Возьми. Я наточила, не будет бритвы, сможешь и побриться. Нож прямой и простой, как его хозяйка. Без выкрутасов. Но солидный.

Он медленно развернул обгрызенное по краям мышами полотно. У меча была прямая рукоять с оттиснутыми на ней восточными рунами знаками мануфактуры. Вероятно, с Анвашских островов, потому что на другой стороне был изображен Морской Лев. Редкостное оружие в здешних местах и ценное уже хотя бы поэтому. Однако прежде всего меч прекрасно соответствовал новому хозяину. Не слишком велик, не слишком мал, легко выходил и входил в ножны, и его спокойно можно было укрыть под накидкой. Короче говоря, удобен в пути. В самый раз для того, кто путешествует то на лошади, то на плоту.