Драконий коготь - [33]

— Нет, Дюннэ, пожалуйста! Махрусе милосердный! Не стреляй! Он тебе ничего…

— Селедка, — быстро прошептал Дебрен, — чеснок, мальверсация. [6] — И громче, гораздо громче крикнул: — Отпусти меня, слуга! А ты — на колени, мегера раскрашенная!

Подействовало, хоть и не вполне. Правда, Ленда отскочила за ложе, но у бордель-маман только чуть-чуть подкосились колени.

Самострел, направленный теперь магуну в грудь, она по-прежнему держала вполне уверенно.

— Раз. — Губы у нее явно дрожали, может, потому что кто-то недавно разбил их ударом кулака. — Раз…

— Серебряная пуля? Против меня? Ах ты бестолочь недоученная, за вампира меня берешь? Не знаешь, что человеческие раны после серебра на глазах затягиваются, потому что это металл чистый, боговозлюбленный? Я поправлюсь прежде, чем ты подохнешь. Хотя, кстати сказать, подыхать ты будешь долго. Я оскорблений не прощаю. А Ленде, невольнице моей, эликсиром отуманенной, приказываю взять тебя живьем.

Дюннэ кинула быстрый тревожный взгляд налево, на Ленду. Дебрен не стал рисковать. Он только надеялся, что недоученная, но разбирающаяся в людях бордель-маман не заметила удивления, мелькнувшего на лице девушки.

— Врешь, — неуверенно проговорила она. — Она… Я ее в кулаке держу. А в тебя попаду точно и быстро ножом дорежу. Серебро не серебро, а от дыры во лбу копыта откидывают.

— Да ты глупее, чем я думал. Правильно сделал Сусвок, что морду тебе набил. — Кроме губ, у нее еще был подбит глаз (к сожалению, левый — чтобы прицелиться как следует, он и не нужен), осталось немного поменьше волос и распухло ухо. — А если даже и попадешь, то что толку? Ленда держит тебя в кулаке крепче, чем ты ее. А обоих нас не застрелишь. Даже серебряной пулей.

— Хрен она держит, а не меня! Это? — Дюннэ указала на останки Унеборги. — Скажу, что не я, а она так подружку уделала. А может, и больше, чем просто подружку. Кто знает, чем они там вдвоем занимались, в комнате запершись? Уж конечно, ничем приличным, как мужчина с женщиной. Разврат распутный, тьфу! Сусвок знает, что ни та, ни другая с мужиками в постель идти не хотела, знает хорошо! Кому, думаете, он поверит? Этой сластолюбице, которая с другой такой же лижется, или мне, честно по-божьему любовью с мужчинами занимающейся, да еще и бордель ему содержащей?

Она победно осклабилась, показав немного прореженные честной работой зубы. Подняла самострел, уперла в плечо. Оружие было легкое, спортивное, даже если его заряжали болтом, не очень-то пригодное на войне против кольчуг. Но магун стоял близко, и кольчуги на нем не было.

— Хорошо, что ты до этого додумалась, — холодно усмехнулся он. — Потому что относительно некрофилии ты права: Сусвок не был бы уверен.

Что-то завибрировало в воздухе. Дебрен надеялся, что не от скрежета зубов девушки.

— Но есть кое-что значительно хуже, — добавил он. — За грешные похоти Сусвок избивает, раскаленные иглы в различные маловидимые места вбивает, однако не убивает. Другое дело, если его кто-то… Впрочем, пусть лучше Ленда закончит. Только покороче, я тороплюсь. Три слова, Ленда. Дюннэ поймет. И аккуратненько выметется отсюда за дверь.

— Селедка, — сказала Ленда с мутной усмешкой. — И чеснок, Дюннэ. А к тому еще… А к тому же еще и макре… мальверь… марель… А, черт, повсюду чужеземные слова понатыкали, словно собственных недостает. Злодейство, по-нашему. Это тебе о чем-нибудь говорит, старая труба? Вижу, говорит. И чего ж ты так хрипишь, как она? Труба, значит?

Дебрен хотел сказать, что хрипит не Дюннэ, хоть это было бы полуправдой, потому что и у нее волосы начали вставать дыбом. Но по сравнению с тем, что вибрировало в воздухе, это был пустяк. Воздух вдруг стал густым от пыли и электризации.

— На пол! — крикнул он. Слишком поздно: что-то чавкнуло, на мгновение потемнело — это вихрь жара сбил языки пламени с половины свечей, а остальные погасил. По каменному своду потолка разлилось бледное размазанное пятно свечения. Пахнуло магией и чем-то кислым, мерзопакостным.

— А-а-а! — взвыла Дюннэ. И нажала на спуск. Дебрен уже на коленях успел заметить, как Ленда переламывается от неожиданного удара, падает на ложе с такой силой, что у него стиснуло желудок, замерло сердце.

— Прекрати, хватит! Здесь же люди! Прекрати! — Только невозможность вздохнуть дала ему понять, что кричит он сам. Он, магун. Профессионал.

Дюннэ, втиснутая в угол с бесполезным самострелом в руке, лишь пищала, как крыса, прижатая башмаком.

Было жарко. Чудовищно жарко, правда, лишь мгновениями, словно кто-то подвижным языком огня проводил по лицу. Изумительные медно-рыжие волосы Унеборги поднялись дыбом, устремившись к пятну на потолке и потянув за собой голову умершей.

— Ленда?!

Молчание. Тишина и перепуганный топоток крысиных лапок где-то внутри стен.

— Княжна, с тобой… ничего?

Он получил пылью по глазам, стиснул веки. Его тут же ударило пламенем, ошпарило, он почувствовал запах подпаленных ресниц и бровей. Кто-то покрикивал наверху и ближе, в подвалах, однако все перекрывал вой Дюннэ.

— Кара Божья, кара Божья… Я только присматриваю… Махрусе милосердный, меня не надо… Не-е-ет!

Ленда стонала, задыхалась.