Драконьи грезы радужного цвета - [15]

Шут смилостивился, поверив, вздохнул и ушел за водой, захватив с собой бурдюк и котелок для будущей каши. Вернувшись, он застал королевича седлающим своего коня под грозным взглядом Ставраса, периодически грозно покрикивающего на него, если тот делал что-то не так. Но, что удивительно, Веровек сопел, пыхтел, чертыхался, но слушался и переделывал, если Ригулти говорил, что работа его никуда не годиться. Шут посмотрел на них, посмотрел и отправился к потухшему за ночь костру, готовить завтрак на всех.

Ели молча. Немного отягощали тяжелые, почти болезненные вздохи королевича, у которого ныло все тело, и плохо слушались руки, но он сжимал зубы и, по крайней мере, не стонал. Шельм поглядывал на него уважительно, Ставрас с ехидцей. Но оба помалкивали, щадя чувства и без того измученного парня. В конечном итоге, как оказалось, не таким уж чванливым он был, может, и вышел бы толк из мальчишки, если бы не заласкали его во дворце, ни занежили, ни залюбили. Может ли любовь выйти боком? Конечно, может. Особенно, когда так бездумно любят.

— Ну, все, в путь, — хлопнув ладонями по коленям, бросил лекарь и поднялся.

Шельм встал вслед за ним. Последним встал королевич, с трудом подавив тяжкий стон. Правда, на коня ему взбираться все же помогал шут, Веровеку никак не удавалось забраться в седло, не только руки ни слушались наследника, но и ноги. С трудом взгромоздившись, он слегка выбил Шельма из колеи, процедив сквозь зубы сдавленное:

— Спасибо.

Шут так растерялся, впервые услышав от него слова благодарности, что на полном автомате, произнес:

— Да, не за что.

Но вовремя вмешался Ставрас.

— Очень даже есть за что, — отрезал тот, и подхватил все еще растерянного шута, усаживая в седло перед собой.

Шельм проворчал:

— По-моему, ты перегибаешь палку.

— С королевичем или с тобой, милый? — почти пропел ощутимо повеселевший лекарь.

— С обоими.

— Вот как? А как же твоя любовь ко мне?

— Да, сколько можно повторять, что про любовь я никогда не говорил!

— Сколько нужно, столько и можно. То есть, ты признаешь, — выводя Шелеста на дорогу, тянущуюся через лес, продолжил гнуть свою линию лекарь, — что все твои заигрывания со мной были лишь фарсом?

— Вот еще! — фыркнул шут, не умеющий отступать. — Просто ни к чему не обязывающий флирт, — бросил он, не оборачиваясь.

— Флирт? — выдохнул ему на ухо лекарь. — А после него?

— А что после?

— В постель ко мне пошел бы?

— Да ладно, больно нужен я тебе в постели-то, — откликнулся шут невозмутимо, явно не чувствуя ни подвоха, ни опасности. — Можно подумать, я тебе интересен когда-либо был.

— Раньше не был, но, вдруг, когда-нибудь станешь?

— Вот тогда и подумаем насчет постели.

— Ну, как знаешь, — бросил Ставрас, и переключился на притихшего королевича, ехавшего на своем коне по левую руку от них. — А ты что скажешь, Боровок?

— Я — Веровек, — устало поправил тот, поднял на него глаза с глубокими тенями, залегшими под ними, и добавил: — Разбирайтесь сами, я тут при чем?

— Очень даже при том. Например, что скажешь, нравлюсь ли я этому молодчику, или он просто веселился все это время за мой счет?

— Да, почем я знаю! — рыкнул королевич и отвернулся. Но от Ставраса так просто отделаться точно было нельзя.

— Как это не знаешь? Что же у вас во дворце, о нас слухов никаких не ходит?

— Ходят и что с того? — отозвался Веровек, сдаваясь, но головы так и не повернул. — Одни говорят, давно у вас полюбовь-то, другие, что наоборот, нет между вами ничего, просто шут тебя для насмешек своих выбрал, рисковый больно, шальной. А третьи, и вовсе утверждают, что было все, но ты ему отставку дал, вот он и бесится.

— О, как! — воскликнул Ставрас весело. — А ты сам-то чему веришь?

— Раньше думал, что ты Шельму просто понравился, вот он тебя и добивается.

— Раньше? А сейчас?

— А сейчас и ежу понятно, что нет между вами ничего, это ты, скорей, к нему пристаешь и полапать пытаешься, а он уже сам не знает, как тебя от себя отвадить, — продолжил Веровек, не видя, как застыло лицо Ставраса.

— Прости, что я с ним сделать пытаюсь? — проникновенно уточнил он.

Королевич, расслышав в его голосе непонятные нотки, повернулся к нему и, растерявшись, даже рот приоткрыл и честно, не подумав, ответил:

— Ну, руки распускаешь, вот, даже спать с собой уложил, на лошади возишь, словно принцессу какую…

— Так, — протянул Ригулти, недобро прищурившись. Королевич стушевался и нервно сглотнул.

— Ставрас, хватит, — вмешался молчавший до этого Шельм. — Он просто назвал вещи своими именами, нечего тут корчить из себя оголодавшего дракона.

— Своими именами? — очень тихо, так, чтобы услышал только шут, уточнил Ставрас.

— Ставрас, — прикрыв глаза ладонью, пробормотал шут и совершенно спокойно откинулся, опираясь о его грудь спиной.

Лекарь замер, в пол силы сжимая поводья, Шелест и без них шел в правильном направлении. Шельм повернул к нему голову:

— Давай не будем ссориться. Веровек просто сказал, как это выглядит с другой, сторонней точки зрения.

— А с твоей? — так же тихо, отозвался Ригулти.

— А с моей — ты просто издеваешься, вот и все.

— Уверен? — проведя ладонью от его живота до груди и в наглую положив подбородок ему на плечо, с лукавой улыбкой поинтересовался лекарь.