Драконье Солнце - [3]

Олифант пропел второй раз. Словно по сигналу, вдруг стало светлее, как то бывает на восходе. Туман сделался золотым, лучи солнца заиграли в нем, словно струны под пальцами искусного жонглера[5]. Один из лучников впереди меня прерывисто вздохнул, кто-то ругнулся. Другой сказал ему: «Тише ты! Фрейя слышит!»

Сейчас трубачи под стенами замка последний раз вскинут к губам громадные трубы из слоновой кости, войска внизу придут в движение, и битва начнется. Говорят, именно в олифанты затрубят Изгнанники, когда настанет Судный Час богов… Впрочем, сами боги считают Судный Час ересью, и нещадно карают за его упоминание.

Рядом с нами возник начальник стражи.

— Господин, — обратился он к бургомистру, — вам надо уйти отсюда.

— Да, — сказал бургомистр, — да… — он покачивался с носка на пятку, будто в рассеянности, не зная, что делать.

Потом Фернан обернулся ко мне и сказал:

— Если что, смерть моих людей — на вашей совести. Господин Гаев.

Мне показалось, что он проглотил непочтительное «мальчик».

Подул ветер, взъерошил мои волосы — все прочие здесь были в головных уборах. Унес последние клочья тумана.

Я знал, что внизу, под стеной, есть еще первая линия стен, чуть ниже второй, а за нею ров… Однако укреплений я не видел — угол обзора не тот.

Зато я видел три огромные башни, которые величаво возвышались на позициях Хендриксона — очевидно, подошли ночью, потому что вчера о них не говорили. Время боевых башен пока не настало: ров наступавшие еще не засыпали. Как только им это удастся, башни величаво тронутся в путь по полю, натужно скрипя всеми частями своей дьявольской конструкции. А когда их подвезут к стене, на башни взберутся охочие до славы и не боящиеся смерти рыцари — и сойдутся в рукопашной с защитниками стен.

Говорят, что герцог Хендриксон провидец. Он знает, куда нанести решающий удар. И говорят, что он никогда не делает ошибок. А еще говорят, что у него хвост и копыта, а лунными ночами они с женой летают на ведьмин шабаш.

По мне так пусть хоть залетаются.

В любом случае, нужен ум, гораздо искушеннее моего, чтобы понять, как спасти Адвент. Мне это не по силам. Главное, продолжать делать вид, что я по горло занят спасением города. И побольше времени проводить ночами на крыше бургомистерского особняка. На самом деле наблюдения за звездами не так уж и нужны сведущему в математике, ибо пути небесных светил неизменны из года в год. Однако заполуночные бдения с тетрадью, пером и походной чернильницей наперевес выглядят впечатляюще для невежд.

— Я увидел все, что хотел, — сумрачно сказал я. — Мне пора вернуться к себе и приступить к расчетам.

Когда мы с бургомистром начали спускаться со стены, олифант пропел в третий раз.

2. Записки Безымянной

Ее вели по ступеням вверх, туда, где свет. Лестница была сухой и серой, края ступенек выщерблены.

Неудобная юбка мешала идти. Они с тем же успехом могли связать девушку по рукам и ногам, превратить в этакий клубок из веревочек. Впрочем, блио[6] в полтора раза длиннее ее роста вполне хватило.

А у стражника, который идет слева с обнаженным мечом, на подбородке бородавка. А у второго, справа, капуста в бороде запуталась. Во дворе холодно. Зябкая сырость моментально прохватила сквозь тонкую ткань. Девушка выпрямилась, слабо надеясь, что это выглядит как гордый жест, а не судорога. Бубен, привешенный к поясу, глухо загудел, три бубенца звякнули.

Бубен шамана не должен петь вне ритуала. Прости, друг. Потерпи, ладно?

Она подняла голову. Ну конечно. Туман. Все еще утренний туман. Неба до сих пор не видно.

Внутри волком выла тоска по небу.

Потом она отвела глаза — и увидела.

Он медленно спускался по лестнице со стены. Медленно, потому что впереди шел бургомистр, который тщательно выверял каждый свой шаг. Ступени, что ведут с башни, обгрызены временем не менее тех, из темницы во двор. Он — мальчик-астролог. Паренек лет пятнадцати, среднего роста (по общепризнанным меркам, для нее он был лишь чуть менее великанистый, чем все прочие великаны), полноватый. Светло-русые волосы, загорелое лицо.

А еще он улыбался.

Ну не идиот ли?

3. Записки Астролога

Хладнокровие девушки вызывало уважение. Она шла по двору, в сопровождении трех конвоиров (двое по бокам, один позади) путаясь в слишком длинном сиреневом блио явно с чужого плеча. Рукава, тоже чересчур длинные, без прорезей, связаны за спиной, стягивая руки. Ее голова была на восточный манер замотана платком, так, что оставались видны только глаза и пряди черной челки. Прокаженная?… Нет, ее бы давно выставили из города, армия там, не армия. Прокаженная из высокопоставленной семьи?… Нет, даже и так — тогда бы ее прятали взаперти, и, подавно, не выводили бы среди бела дня.

Она была небольшого роста, очень худенькая — совсем молодая, наверное. Может быть даже, моя ровесница.

Кто вы, сударыня? Куда вас ведут?

Ступеньки под ногами кончились. Мы стояли на небольшом мощеном пространстве между стеной и арсеналом. Бегуны, которые расположились было отдыхать на сваленных у стены бочках, подскочили и выразили готовность немедленно подхватить на плечи паланкины — как только мы с бургомистром в них усядемся. Так же точно встрепенулась и стража сопровождения.