Дракон и роза - [22]

Когда ее мать ушла, Элизабет залезла в освободившееся кресло и горько разрыдалась. Ее братья были мертвы; они, должно быть, мертвы. Сначала она не могла думать ни о чем другом. Затем ее осенило, что если ее братья мертвы, то это, скорее всего, дело рук Ричарда. И если он превратился в чудовище, способное уничтожить двух невинных мальчиков, чтобы укрепиться на троне, он, действительно, может уничтожить свою жену, которую когда-то любил, и с той же целью преступно жениться на своей племяннице.

Только не я, – подумала Элизабет, – только не я. Я не боюсь смерти. Я умру первая. Но она не хотела умирать, и ее мысли лихорадочно вертелись в поисках защиты. Вдруг она перестала плакать. Генрих Ричмонд будет ее спасением Дядя Ричард объявил брак ее матери и отца недействительным на том основании, что ранее ее отец был обручен с леди Элианор Батлер. Если она обручится с Генрихом Ричмондом, она будет спасена. Она подошла к столу, где у нее были письменные принадлежности, и вытащила бумагу, перо и чернила.

Маргрит провела напряженное и несчастливое время в доме Гилберта Толбота, выясняя правильность суждений Мортона о неприязни и неудовлетворенности Бэкингема, и размышляя о том, воспользуется ли Бэкингем ее планом в качестве уловки для того, чтобы убрать нового претендента на трон с дороги Ричарда, или, исключительно, со своего собственного пути. Однако за две недели до конца августа в Шрусбери неожиданно прибыл управляющий имением лорда Стэнли Реджинальд Брэй.

– Что-то случилось с моим мужем? – взволнованно спросила Маргрит. Хотя Маргрит и не любила лорда Стэнли с той глубокой страстью, которую она могла бы испытывать к Джасперу, если бы это не запрещалось законами церкви, Томас был единственным мужчиной, к которому она относилась почти с любовью. Его теплота была заразительна; она не могла не ответить тем же. И чем больше она отвечала ему взаимностью, тем больше Томас был готов угождать всем ее желаниям.

– Нет, мадам, он даже не знает о моем приезде сюда. Я оставил ему записку, что меня вызвали по делу, и все.

– Значит, по делу.

Но тон у Маргрит был веселым, поскольку Брэй широко улыбался, и она знала, что он предан ей. Более того, она ни минуты не сомневалась, что Томас знает о поездке своего управляющего. Он был умным человеком и только делал вид, что ничего не видит. На это он намекал и своей жене, говоря, что не хочет ни во что впутываться, чтобы потом ее защитить, если ее планы провалятся.

– Бэкингем послал меня посоветовать вам получить согласие королевы на брак Ричмонда с ее старшей дочерью. Если ваш сын поклянется, что он женится именно на ней, Бэкингем поднимет Англию в поддержку Ричмонда.

У Маргрит перехватило дыхание.

– У меня оно уже есть. Вы можете снять копию с письма, которое я от нее получила. Он не говорил вам о своих планах?

– Весьма подробно, мадам. Мы были в Бреконе, где он в безопасности, и все это время Мортон сидел рядом с ним. Если с епископом Или обращаются как с пленником, то тоже самое можно сказать и обо мне. Это не ловушка. Ричмонд должен прийти как можно с большим войском, а Бэкингем поднимет на восстание юг Англии непосредственно к прибытию Ричмонда. А что с согласием Ричмонда? Оно у вас есть?

– Неужели вы думаете, что мой сын откажется от короны? Но, чтобы снарядить армию, нужны деньги. Бэкингем думал об этом?

– О, да. Когда он убедится в согласии старой королевы, то пошлет к Ричмонду человека, который сделает тому предложение от его собственного имени и привезет Ричмонду золото и аккредитивы. Я знаю этого человека. Его зовут Хью Конвей, и никто, кроме Бога, не сможет встать у него на пути. – Брэй рассмеялся. – Хью обскачет самого дьявола в его играх.

– Я пошлю Томаса Рема другим путем с теми же известиями. Он также должен заехать к вдовствующей королеве и получить от принцессы Элизабет обещанное мне письмо и любовный подарок. Кроме того, Конвей должен доставить личное письмо Бэкингема с подтверждением того, что первый акт о легитимации моего деда Бофорта не содержал никаких оговорок по престолонаследию и, что акт Генриха IV, который включил такую оговорку, не действителен. Мой Генрих не знает об этом. Я не хотела ни обременять его этим знанием, ни распалять понапрасну его честолюбие.

Брэй кивнул и принялся переписывать письмо, которое дала ему Маргрит. Он не вылезал из седла почти полторы недели, но тем не менее был готов выехать в тот же день. Маргрит, однако, сказала, что несколько часов роли не сыграют и что он должен, по крайней мере, хоть один раз хорошо поесть и выспаться, прежде чем ехать обратно в Брекон.

Генрих Тюдор не был счастлив. Конечно, он привык к трудностям, с которыми поочередно встречался раньше, – нехваткой денег, враждебным отношением высшего дворянства, здоровьем Франциска, от которого в какой-то мере зависело его собственное здоровье.

Теперь, похоже, все беды навалились сразу. Его долги росли в угрожающих размерах, поскольку он не мог позволить, чтобы беженцы, находившиеся под его покровительством, голодали, озлобились на него или вызывали насмешки у других. Неожиданный наплыв англичан, тем более знатных, породил страхи среди бретонских баронов, которые опасались, что в случае женитьбы Генриха на Анне, они будут смещены его соотечественниками.