Дракон должен умереть. Книга III - [32]

— Как тебе это удалось? — спросила она.

— Я не знаю, — ответил Генри почти честно. Он знал, что сделал, но сам не мог понять, как ему это удалось.

— Кстати сказать, — продолжил он легко, — а что увидела ты в тот момент?

Она набрала воздуха, как будто собираясь ответить, но вместо этого лишь выдохнула и покачала головой.

— Хей, — сказал он слегка укоризненно. — Мне же любопытно.

Она снова покачала головой, на этот раз с легкой улыбкой.

— Я не смогу правильно описать это словами.

Он задумался и наконец просто кивнул.

— Спасибо, — сказала она тихо. Он не знал, за что именно она его благодарит, но почувствовал, что уточнять не стоит. Он и так нарушил сегодня все мыслимые и немыслимые границы, поэтому просто слушал шелест листьев и краем глаза наблюдал за неподвижной Джоан.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она наконец.

— Хреново, — усмехнулся он, — но дойти до своей комнаты в состоянии, я думаю.

— Тогда спокойной ночи, — сказала она, подымаясь.

— Спокойной, — кивнул он, не давая себе сказать ничего, что могло бы ее задержать.

Генри снова прикрыл глаза, но, хотя он и очень сильно прислушивался, ему так и не удалось услышать звук ее удаляющихся шагов.

***

Генри заснул только под утро. Именно тогда ему приснился один из тех снов с участием Джоан, после которых Генри всегда очень не хотел с ней встречаться — поскольку их содержание совершенно не соответствовало тому, как он должен был вести себя в присутствии королевы. Поэтому, проснувшись, Генри не пошел в кабинет королевы, чтобы позавтракать там, а спустился в огромную замковую кухню, перехватил кусочек того и кусочек сего и пошел в сад, который в это время суток всегда был отрезвляюще неромантичен. Садовник что-то подстригал, стоя на одной из дорожек, и Генри специально сел на скамейку недалеко от и размеренно завтракал, наслаждаясь скучной обыденностью происходящего. Утро было серым и тихим, и Генри довольно быстро перешел из тоскливо-мечтательного в бодро-рабочее состояние духа. Дожевав последний кусок того и смахнув с колен крошки сего, он встал и направился в замок. До королевских покоев отсюда можно было пройти двумя путями — через галерею внутреннего двора и через тронный зал, и Генри решил идти через последний — ему было любопытно, остались ли там еще какие-либо следы вчерашнего приема.

Зал оказался девственно чист и совершенно пуст, не считая двух фигур, стоявших в противоположном углу и о чем-то тихо разговаривающих. Сначала Генри решил, что это кто-то из слуг — никто из знати не мог оказаться здесь в такую рань.

А потом его чуть не хватил удар, потому что это были Мэри Тойлер и Джоан.

Он впервые видел их вот так, рядом, и контраст мог бы показаться комичным, если бы вся ситуация не была столь неприятной.

На Мэри было светлое легкое платье, очаровательно подчеркивающее ее фигуру. Мягкую полную шею охватывала нитка жемчуга, и в слегка приоткрытых прической ушах виднелись жемчужные же сережки. Образ, Генри хорошо это знал, назывался «милая женщина летним утром» и выдержан был мастерски.

Джоан в темной мужской одежде стояла, как обычно, очень прямо, подперев одной рукой другую и задумчиво проводя тонкими пальцами по губам. Образ, Генри хорошо это знал, назывался просто — «королева Джоан» и был бы выдержан мастерски, если бы только Генри не знал так же хорошо, что у Джоан вообще-то было плохо со сменой образов. В том смысле, что она никогда их и не меняла.

Несколько мгновений Генри стоял в нерешительности. Обе дамы не заметили его присутствия, потому что Мэри, вероятно, была слишком увлечена разговором с королевой, а королева, вероятно, была слишком увлечена тем, чтобы не откусить Мэри голову во время этого разговора. Генри было страшно любопытно, что именно они говорят друг другу — но он был последним человеком, которому полагалось содержание этого разговора знать. Он уже собрался бесшумно покинуть зал, когда до него донеслись слова королевы:

— Дорогая баронесса, я могу ошибаться, но мне кажется, что лорд Теннесси уже достаточно взрослый мужчина, и решать, кому он будет принадлежать, и будет ли принадлежать кому-либо, может только он, а не вы и даже не я. И я очень надеюсь, — добавила она, — что мы больше никогда не будем с вами беседовать на эту тему.

С этими словами королева пошла в сторону второго выхода из зала, который вел к ее кабинету, не дожидаясь поклона со стороны баронессы. Мэри, хорошо знавшая правила двора, тем не менее присела в глубоком реверансе, глядя в удаляющуюся спину королевы — а затем повернулась к дверям, у которых все еще стоял Генри. Увидев его, она вспыхнула. Он коротко поклонился и тут же вышел за дверь.

***

Сказать по правде, Генри не очень хорошо разбирался в женщинах. Он никогда не пытался их использовать или ими манипулировать, а потому никогда не утруждал себя тем, чтобы пытаться всерьез разобраться в особенностях их поведения. В каждый конкретный момент его жизни была какая-нибудь женщина, которую он с переменным успехом пытался понять, но в общем-то все они, включая его собственную мать, оставались для Генри полнейшей загадкой.

Когда он услышал спокойный и ровный голос Джоан, говоривший такие правильные и разумные слова, он по-настоящему восхитился ею. Генри решил, что наконец-то видит пример достойного, честного, а главное, логичного женского поведения.