Дракон для жениха - [129]

Ехали медленно; лошади осторожно ступали по камням. Монахи, как отметил барон, тоже оказались не лучшими наездниками, в седлах они держались кое-как, болтались, словно кули с мукой. Не джентльмены, одним словом.

— Барон… — произнесла вдруг Эрика, когда уже казалось, что молчание продлится до самого конца пути. — Барон, что-то случилось?

— Конечно, случилось, — отозвался пан Иохан со сдержанным удивлением. — Вы разве не помните?

— Нет, взрыв, вооруженные люди — это все я помню. Я имела в виду другое.

Что-то случилось лично с вами?

— С чего вы взяли?

Эрика вздохнула. Объяснить свои ощущения словами она затруднилась бы, но… Сколько она знала барона, он всегда казался ей чем-то вроде солнца, щедро дарившего свои лучи всем, кто был поблизости. Исходившее от него сияние (внутреннее, конечно, внутреннее!) было столь ярким, что далеко не всем хватало духу смотреть на него, не щурясь и не отворачиваясь (к этим робким людям Эрика причисляла и себя). Но теперь… теперь на солнце нашла туча, а светлое лицо барона Криуши омрачила тень. Эрика видела, что он устал и чем-то огорчен, огорчен до такой степени, что не в силах этого скрыть. Кроме того, он так странно говорил о Великом Драконе и Уговоре… Раньше подобных речей от него, вроде бы, не слышали.

— Вы не хотите отдавать ее высочество Дракону?.. — тихо спросила Эрика.

— Нет, — ответил пан Иохан. Щеки его вспыхнули, но он отчетливо повторил: — Нет. Не хочу.

— И давно вы… не хотите? Простите, барон, я не имею никакого права спрашивать вас об этом, — она торопилась, сама пугаясь собственной смелости, или, точнее, непомерной дерзости, а еще сильнее — того, что вот сейчас порыв этот пройдет, и она снова потеряет дар речи и окаменеет от робости. — …Никакого права, и вы можете не отвечать, можете осуждать и презирать меня за мое любопытство и мою неждержанность, за то, что я вообще заговорила об этом… Вы испытываете к ее высочеству какие-то особенные чувства?

Эрика ощутила, как напряглись его руки, и увидела, как сжались пальцы, удерживающие поводья. Едва дыша, она приподняла голову и взглянула в лицо своему кавалеру. На его щеках горели два алых пятна, аквамариновые глаза блестели, а губы подрагивали, будто какие-то слова рвались с них и удерживались только колоссальным усилием воли. Никогда еще Эрика не видела своего несостоявшегося жениха в таком волнении. Сердце ее защемило — ах, если бы это думы о ней, об Эрике, так его распалили! Ей все стало ясно, можно было уже не отвечать. Она печально отпустила глаза — и тут пан Иохан заговорил. Слова его звучали тихо, но отчетливо, видимо, он еще вполне владел собою, хоть и находился на грани.

— Прошлым вечером я просил посланницу Улле стать моей женой, — он помолчал и добавил: — Она отказала.

Эрика так и ахнула.

— Но она же… простите меня, пан барон… но ведь посланница Улле — не человек!

— Увы, это так. И, вероятно, она помнит об этом лучше меня. Но дело не только в этом. Она знает, что я…

— Любите ее высочество?

— Да, люблю. Люблю эту ледяную королевну. Но Улле… — пан Иохан отчетливо скрипнул зубами. — Улле — она часть меня. Когда я встретил ее, то понял, что внутри меня существует как бы пустота, а Улле эту пустоту заполнила.

Не знаю, понимаете ли вы меня, панна Эрика…

— Улле вы тоже любите, — прошептала Эрика печально.

Барон промолчал. Кавалькада медленно продвигалась вперед, но даже таким черепашьим ходом до места оставалось ехать от силы полчаса. Всего полчаса — и закончится эта волшебная близость… Близость, на которую, как прекрасно понимала Эрика, у нее нет никакого права, ибо этот мужчина не принадлежал ей даже тогда, когда был ее женихом, и уж тем более — не принадлежит теперь… и никогда не будет принадлежать в будущем.

— Я дурно поступил с вами, панна Эрика, — вдруг заговорил снова пан Иохан, — когда согласился с требованием вашего брата. Я многим ему обязан, но этого нельзя было делать, это было бесчестно.

— Сотни людей женятся по уговору, а не по любви, — пролепетала Эрика.

— Разве это хорошо? В браке я никогда не дал бы вам того, чего вы заслуживаете.

Девушка хотела было сказать, что это неважно, что сама она приложила бы все силы, чтобы супругу было бы хорошо с ней, но сдержалась, сочтя подобную откровенность совсем уж неприличной.

Впрочем, продолжать разговор в любом случае уже не было возможности, ибо впереди показался каменный завал, преградивший путь поезду и разрушивший железнодорожное полотно. Здесь пришлось сойти с седел и повести коней в поводу; причем пан Иохан, вспомнив об обязанностях галантного кавалера, предложил сперва перенести Эрику через завал, а затем перевести ее лошадь. Девица стала было отказываться, но вдруг припомнила, каково ей пришлось ночью, в башмачках на тонкой подошве, на острых камнях. Ее бедные нежные, израненные ножки до сих пор мучительно ныли. И она безропотно позволила пану Иохану поднять и перенести себя через завал.

Через пять минут Эрика оказалась в крепких дружеских Ядвигиных объятьях; в то же время чья-то рука нежно пожимала ей руку, чудом изловчившись, Эрика глянула через подружкино плечо и не поверила себе — то была королевна Мариша, в чьих глазах светилась неподдельная радость.