Драгоценный камень - [20]

Рядом мелькнуло красивое лицо Папазова. Парторг, небрежно закинув на плечо плащ, весело болтал с молодой женщиной, державшей в руках несколько гладиолусов, обернутых в целлофан. Она была крупная, смуглая, с ярко накрашенными полными губами и волосами цвета соломы, гривой падавшими на покатые плечи.

При других обстоятельствах Вылю Власев никогда не решился бы заговорить с Папазовым в ее присутствии (женщины такого типа его пугали), но сейчас он взял парторга за локоть и потянул к себе.

— Где Андрей? — спросил он тревожно. — Вы знаете, что его нет?

Павел Папазов поморщился, пожал плечами, но, тотчас овладев собой, заставил себя засмеяться и кивнул своей спутнице.

— Познакомься с нашим шефом, — сказал он. — Это крупный химик.

— Очень приятно! — протянула руку женщина. — Я вас уже знаю. Мне Павел часто о вас рассказывал.

И Вылю Власову показалось, что она как будто задержала его руку в своей. От этого и оттого, что минут оставалось все меньше, пот выступил у него на лбу еще обильнее.

— Где ж этот человек и что за глупые номера он выкидывает! — вздохнул он.

— Изумрудные номера, — улыбнулся Папазов. — Молодо-зелено!

Он закурил, бросил спичку и снова повернулся к женщине. Он как будто хотел сказать взволнованному начальнику: «Видишь ведь, что мешаешь, что же ты не убираешься ко всем чертям!»

Вылю Власев виновато улыбнулся и даже забыл сказать «до свидания» смуглой женщине. А она была с ним очень любезна, и он еще чувствовал прикосновение ее прохладных пальцев к своей влажной ладони.

«Будь что будет», — подумал он и решил войти в купе. А про себя надеялся: вот он сейчас сядет, повернется к окну спиной, а когда все войдут в вагон, он увидит среди других и этого непутевого Андрея.

Только он взялся за ручку двери, как к нему подбежала взволнованная и расстроенная лаборантка бригады Елена Рашеева.

— Товарищ Власев, — она тяжело дышала. — Нет товарища Андреева!

— Здравствуйте! — кисло усмехнулся Вылю Власев. — Открыла Америку!

Девушка смотрела на него встревоженно и грустно.

Маленькая, хрупкая, с миловидным личиком и добрыми голубыми глазами, в своем темном ситцевом платье с белым воротничком, она была похожа «а гимназистку, которая готовится к экзаменам на аттестат зрелости.

— Что с ним случилось? — прошептала она и с робкой настойчивостью посмотрела в лицо раздраженному шефу. — Что с ним случилось? — повторила она еще тише, и две глубокие морщинки прочертились у ее тонких губ.

— Пусть только покажется — я внесу его в список самых недисциплинированных! — пригрозил Вылю Власев и сердито полез в вагон.

Он повернулся спиной к окну, вытащил записную книжку, открыл ее на букве «А» и с бьющимся сердцем стал ждать. Поезд тронется, и к характеристике Андрея он допишет заключение: несерьезный человек.

Он слышал, как проводники предлагают пассажирам занять места. Шаги и голоса людей заполнили коридор. Марко Маринов, мужчина его возраста, но с младенчески розовым цветом лица, влетел в купе и тут же высунулся из окна.

— Вечером надевай свитер! — тонким голоском советовала ему с перрона жена. — А пакетик с содой взял?

— Взял, взял, — кивал головой Марко. — А ты поливай розы только вечером, только вечером, слышишь?

— Без свитера не ложись! — настаивала на своем супруга.

— Лучше всего поливай цветы под вечер, — волновался Марко. — Или утром, но рано, пока солнце еще не печет.

Паровоз дал свисток.

— До свидания, в добрый час! — доносился с перрона тоненький голосок.

Поезд тронулся. Вылю Власев тяжело вздохнул и поднял голову, чтобы посмотреть, кто сидит у него в купе. В этот момент мимо дверей прошел Андрей Андреев. С насупленными бровями, мрачный, будто только что встал с зубоврачебного кресла. В руках у него был объемистый чемодан, но он нес его легко, как детскую игрушку.

— Товарищ Андреев! — вскочила с дивана Рашеева. — Ваше место здесь, заходите!

И она попыталась как можно шире раздвинуть половинки дверей.

— Мы думали, что вы опоздаете, — сказала она.

Андрей слегка повернул голову, и Вылю Власев на секунду поймал его взгляд — холодный, потускневший от затаенного горя.

— Спасибо, — ответил Андрей. — В соседнем купе больше мест.

И прошел дальше. А Марко Маринов засмеялся.

— Изумрудный герой, а? — Он вытащил из кармана пиджака желтую грушу, надкусил ее и, звучно чавкая и вытирая губы ладонью, дополнил: — Таким великим людям всюду тесно и скучно. Что ты его зовешь? Пусть идет куда хочет!

Лаборантка покраснела и взглянула на чавкающего человека с яростным негодованием.

— Он наш товарищ, — сказала она, и губы ее дрогнули, как у девочки, готовой заплакать. — А вы с ним держитесь... — она помолчала. — Вы держитесь с ним, как с чужим!

— Прошу прощенья, — ухмыльнулся Марко Маринов и снова откусил грушу. — Больше не буду, обещаю. — И вдруг рассердился. — А ты что встреваешь, перепелочка? Я на двадцать лет старше его, могу и так и этак и как захочу говорить. Он мне в сыновья годится, и я обязан его наставлять и вразумлять. Это я-то ему чужой, когда мы вместе и под дождем и под снегом мокли, или ты — без году неделя с нами?

— Извините! — сказала лаборантка, не глядя на него, и замолчала.